Предположение о существовании у Южного полюса таинственной Terra Australis Incognita — Южной неведомой земли — высказывались задолго до снаряжения туда первых реальных экспедиций. С тех пор, как учёные догадались о том, что Земля имеет форму шара, они полагали, будто бы площади суши и моря в северном и южном полушариях примерно одинаковы. Иначе, мол, нарушилось бы равновесие, и наша планета была бы ориентирована к Солнцу стороной с большей массой.
В очередной раз приходится удивляться прозорливости М.В.Ломоносова, который в 1763 году, ещё до экспедиций Кука, очень чётко сформулировал своё представление о Южной земле: «В близости Магелланова пролива и против мыса Доброй Надежды около 53 градуса полуденной ширины великие льды ходят, почему сомневаться не должно, что в большом отдалении острова и матёрая земля многими и несходящими снегами покрыты, и что большая обширность земной поверхности около Южного полюса занята оными, нежели в севере» .
Любопытный момент: поначалу господствовало мнение, что южный континент гораздо больше, чем он был на самом деле. И когда голландец Виллем Янсон открыл Австралию, то присвоил ей название, исходя из предположения, будто она и есть часть той самой Terra Australis Incognita …
У берегов Антарктиды. Фото: Peter Holgate.
Первыми, кому удалось, пусть и не по своей воле, пересечь Южный полярный круг и, по всей вероятности, увидеть Антарктиду , стали голландцы. В 1559 году судно, которым командовал Дирк Гееритц , в Магеллановом проливе попало в шторм и было отнесено далеко на юг. Достигнув 64 градусов южной широты, моряки увидели «высокую землю» . Но кроме этого упоминания, других свидетельств о возможно состоявшемся открытии история не сохранила. Как только позволила погода, Геериц немедленно покинул негостеприимные антарктические воды.
Голладский галеон XVI века.
Не исключено, что случай с судном Геерица был не единственным. Уже в наше время на побережье антарктических островов неоднократно находили обломки кораблей, одежду и кухонную утварь, датированные XVI-XVII веками. Один из таких обломков, принадлежавший испанскому галеону XVIII века, хранится в музее чилийского города Вальпараисо. Правда, скептики считают, что все эти свидетельства кораблекрушений могли быть принесены в Антарктиду волнами и течениями.
В XVII-XVIII веках отличились французские мореплаватели: ими были открыты острова Южная Георгия, Бувэ и Кергелен, расположенные в «ревущих сороковых» широтах. Англичане, не желая отставать от конкурентов, в 1768-1775 годах тоже снарядили подряд две экспедиции. Именно они стали важным этапом в исследовании южного полушария.
Обе экспедиции возглавлял знаменитый капитан Джеймс Кук . Он неоднократно пересекал полярный круг, был затёрт льдами, перешёл через 71-й градус южной широты и находился всего лишь в 75 милях от берегов шестого континента, но достичь их помешала непреодолимая стена льда.
Корабль экспедиции Кука «Эндевор», современная реплика.
Несмотря на неудачу с попыткой найти материковую землю, в целом экспедиции Кука принесли впечатляющие результаты. Было установлено, что Новая Зеландия – это архипелаг, а не часть южного материка, как предполагали ранее. Кроме того, были обследованы берега Австралии, обширные акватории Тихого океана, открыто несколько островов, проведены астрономические наблюдения и т.п.
В отечественной литературе встречаются утверждения, будто Кук не верил в существование Южной земли и якобы открыто заявлял об этом. На самом деле это не так. Джеймс Кук утверждал как раз противоположное: «Я не стану отрицать, что близ полюса может находиться континент или значительная земля. Напротив, я убеждён, что такая земля есть, и возможно, что мы видели часть её. Великие холода, огромное число ледяных островов и плавающих льдов – всё это доказывает, что земля на юге должна быть» .
Он даже написал специальный трактат «Доводы в пользу существования земли близ Южного полюса» , а открытые Южные Сандвичевы острова назвал в честь первого лорда Адмиралтейства Землёй Сандвича, ошибочно полагая, что это выступ материковой суши южного континента. Вместе с тем Кук, столкнувшись с крайне суровым антарктическим климатом, пришёл к выводу о бессмысленности проведения дальнейших исследований. Поскольку материк, «будучи открытым и обследованным, всё равно не принёс бы пользы ни мореплаванию, ни географии, ни другим отраслям науки» . Вероятно, именно это утверждение надолго отбило желание отправлять к Южной земле новые экспедиции, и в течение полувека суровые антарктические воды посещали преимущественно лишь китобойные и зверобойные суда.
Капитан Джеймс Кук.
Следующее и, возможно, самое важное открытие в истории Антарктиды было сделано русскими моряками. В июле 1819 года стартовала первая российская антарктическая экспедиция в составе двух Российского Императорского флота «Восток» и «Мирный» . Первым из них, и отрядом в целом, командовал капитан 2-го ранга , вторым – лейтенант Михаил Петрович Лазарев . Любопытно, что цели экспедиции были исключительно научными – ей надлежало исследовать отдалённые акватории Мирового океана и найти таинственный южный материк, проникнув «до отдаленной широты, какой только можно достигнуть» .
Поставленные задачи русские моряки выполнили блестяще. 28 января (по корабельному «среднеастрономическому» времени, опережавшему петербуржское на 12 часов) 1820 года они подошли вплотную к ледяному барьеру антарктического континента. По словам , перед ними было «ледяное поле, усеянное буграми» . Лейтенант Лазарев высказался более определённо: «встретили матёрый лёд чрезвычайной высоты… простирался оный так далеко, как могло только достигать зрение… Отсюда продолжали мы путь свой к востоку, покушаясь при всякой возможности к югу, но всегда встречали льдинный материк» . Именно этот день ныне считается днём открытия Антарктиды . Хотя, строго говоря, самой земли российские мореплаватели тогда не увидели: они находились в 20 милях от берега, позже названного Землёй Королевы Мод, и их глазам предстал лишь шельфовый ледник.
Любопытно, что всего три дня спустя на другом краю материка английский парусник под командованием капитана Эдуарда Брэнсфилда приблизился к Антарктическому полуострову, и с его борта якобы была видна земля. То же самое утверждал капитан американского зверобойного судна Натэниел Палмер , побывавший там же в ноябре 1820 года. Правда, оба этих судна занимались промыслом китов и тюленей, и их капитанов интересовала прежде всего коммерческая выгода, а не лавры первооткрывателей новых земель.
Американские китобойные суда в антарктических водах. Художник Рой Кросс.
Справедливости ради отметим, что, несмотря на ряд спорных моментов, признание и Лазарева первооткрывателями Антарктиды заслуженно и справедливо. 28 января 1821 года – ровно через год со дня встречи с «льдинным материком» — русские моряки в солнечную погоду чётко видели и даже зарисовали гористый берег. Последние сомнения исчезли: на юг простирался не просто ледяной массив, а заснеженные скалы. Открытую сушу нанесли на карту как Землю Александра I. Интересно отметить, что долгое время Земля Александра I считалась частью материка, и лишь в 1940 году выяснилось, что она – остров: под многометровой толщей шельфового льда был обнаружен пролив, отделяющий её от континента.
За два года плавания корабли первой русской антарктической экспедиции обошли вокруг открытого материка, оставив за кормой более 50 тыс. миль. Было открыто 29 новых островов, выполнен огромный объём разнообразных исследований.
Шлюпы «Восток» и «Мирный» у берегов Антарктиды. Художник Е.В.Войшвилло.
Первым человеком, ступившим на землю – вернее, лёд — южного континента, по всей вероятности, стал американский зверобой Джон Дэвис. 7 февраля 1821 года он высадился с промыслового судна на берег в Западной Антарктиде вблизи мыса Чарльз. Впрочем, сей факт никак не задокументирован и приводится лишь со слов моряка, поэтому многие историки его не признают. Первая же подтверждённая высадка на ледовый континент состоялась 74 года (!) спустя – 24 января 1895 года. Норвежец
Холод был таким сильным, что его почти невозможно было выносить, все море было покрыто льдом, на нем господствовал сильный шторм, и все было окутано густым туманом. При всех этих неблагоприятных обстоятельствах было естественно, что я подумал о возвращении в более северные районы». Итак, он повернул на север, в более теплые сороковые широты, и, вероятно, как раз вовремя, потому что Джордж Форстер, сын старшего, или ноющего Форстера, писал, что и здоровье и дух команды достигли низшего уровня. Его отец и по меньшей мере дюжина знакомых превратились в полных инвалидов и были неспособны работать из-за ревматизма - хотя у его отца, по-видимому, руки не пострадали, потому что сетования продолжались каждый день на страницах его дневника. Если учесть, что вся внутренность корабля была пропитана влагой и сыростью, удивительно, что страдающих ревматизмом было так мало. Форстер-младший продолжал, что вся команда испытывала слабость и выглядела больной и даже сам капитан Кук был бледен и худ, потому что полностью лишился аппетита.
Четырнадцать дней Кук вел корабль на север, но как только убедился, что его команда снова в порядке, к невероятному ужасу Форстера-старшего, снова повернул «Резольюшен» на юг. Когда Кук приступал к выполнению какой-нибудь задачи, его трудно было заставить свернуть в сторону; если Южный материк существует, он его найдет. Он не сказал своим офицерам и матросам, каково их место назначения, по той простой причине, что сам этого не знал. Форстер в отчаянии писал: «Не может быть ничего столь удручающего, как полное незнание того, куда мы направляемся, что без видимой причины постоянно держится в секрете ото всех людей на корабле».
В третий раз пробиваясь между айсбергами и ледяными полями, Кук направил свой корабль за Южный полярный круг. Беспримерное ледяное мужество Кука хорошо сочеталось с полярными пустынями, которые его окружали. Немногие капитаны наших дней со стальными судами, обладающими мощными моторами и высокой маневренностью, смогли бы повторить то, что совершил Кук на своем неуклюжем «угольщике» в тот давно прошедший январский день 1774 года, находясь во власти любой причуды ветра или течения, окруженный со всех сторон айсбергами и едва ли способный устанавливать паруса выгоднейшим образом, уже не говоря о том, чтобы поднять или опустить паруса, потому что они заледенели и были как стальные листы, потому что веревки уже были не веревками, а обледенелыми тросами. Но вот что в точности сделал Кук - он не остановился на Южном полярном круге.
Он продолжал двигаться на юг еще четыре дня, а затем 30 января 1774 года остановился, натолкнувшись на твердое и непроходимое паковое поле, простирающееся от горизонта до горизонта. Координаты этого места были 71°10" южной широты и 106°34" западной долготы. Это была самая южная точка, которой достиг Кук. Никто до него не бывал южнее. Стоит, между прочим, отметить, что с тех пор и до нашего времени, более двухсот лет спустя, ни один корабль не проникал южнее в этом районе.
В своем дневнике капитан признается, что не жалел о том, что сам принял решение, идти ли ему еще дальше на юг. Эта фраза из его дневника, наверняка самая цитируемая, дает нам наиболее откровенное - действительно, единственно откровенное - утверждение, которое Кук когда-либо делал о себе и о том, что толкнуло его на беспримерную серию подвигов и открытий: «Я, который надеется, что честолюбие ведет меня не только дальше, чем любого другого человека до меня, но по мере того, как я полагаю возможным идти, я не жалею, что встретился с этим препятствием».
Стоит сказать, что судьба сыграла с Куком весьма жестокую шутку, ибо он не смог открыть Антарктиду - каким бы это было триумфом, венчающим всю его легендарную карьеру. Но даже когда он повернул назад, он был всего в двухстах милях от ближайшего берега. Никем не было отмечено или высказано, что самая крайняя южная точка, до которой добрался Кук, находилась значительно южнее - в некоторых случаях более чем на триста миль, чем приблизительно половина береговой линии Антарктиды. Между приблизительно 170° восточной долготы - на этой долготе находится Южный остров Новой Зеландии - и 10° западной долготы, которая проходит на полпути между Кейптауном и восточным побережьем Южной Америки, - приблизительная полуокружность береговой линии Антарктиды в высоких широтах Индийского и Атлантического океанов проходит между Южным полярным кругом и 70° южной широты. Надо напомнить, что Кук проник к югу далее 71° южной широты. Если бы он проделал это свое самое южное проникновение в районах, о которых мы говорили выше, он, без сомнения (если ему бы повезло с паковыми льдами) добрался бы до берегов Антарктиды. Но так случилось, что Кук предпринимал свои попытки в высоких широтах Тихого океана, где береговая линия Антарктиды сильно отступает на юг, в некоторых местах по меньшей мере на семьсот миль дальше к югу, чем в Атлантике. Но открыл ли он Антарктиду или нет, его путешествие в январе 1774 года все равно останется одним из наиболее невероятных среди всех предпринятых человеком.
Таким образом, бесспорно доказав, что мифического материка Далримпла не существует ни в Индийском, ни в Тихом океанах, - имелась еще ничтожная вероятность, что очень небольшой материк может быть найден в Южной Атлантике, - Кук, к превеликому облегчению Форстера-старшего, повернул «Резольюшен» на север.
Теперь перед ним встал вопрос: что делать дальше? Он совершил в Индийском и Тихом океане практически все, что наметил, и прекрасно мог бы направиться к дому. Мыс Горн находился не слишком далеко, и он мог оказаться в Атлантике всего через несколько недель. Либо, если бы он пожелал, он мог бы отремонтировать корабль и провести зиму в Кейптауне, а потом сделать новый рейд в полярные районы следующим летом. Но ни один из этих вариантов не был по душе Куку. Когда исследовательская лихорадка попадает в кровь человека, недуг развивается единственным путем - он постоянно усугубляется, а Кук представлял собой неизлечимый случай. Кроме нескольких островов с несовсем ясным местоположением, вся южная часть Тихого океана оставалась неизведанной пустыней. Что может быть очевиднее? Какие дальнейшие действия были бы самыми подходящими в данном случае?
Кук собрал своих офицеров и матросов - если он хочет продлить путешествие еще на год, самое меньшее, что он может сделать, это дать им возможность выразить свое мнение, - и изложил свои предложения. Он хочет отыскать землю, предположительно открытую Хуаном Фернандесом в восточной части Тихого океана, а затем отправиться на остров Пасхи. (У Кука не было большой веры в то, что он их найдет. Источником сведений о существовании и положении первого был не кто иной, как сам Александр Далримпл, а доверие Кука к нему достигло крайне низкого уровня; остров Пасхи существовал, в этом не было сомнения, но, как писал Кук, о его местоположении «были столь разнообразные указания, что у меня почти не было надежды его отыскать».) Из того места, где они находились, он предложил идти через Тихий океан на запад, ни один путешественник прежде по этому маршруту не плавал. Затем он намеревался идти к Новой Зеландии, снова пересечь Тихий океан, обогнуть мыс Горн к ноябрю, а потом провести лето в высоких широтах юга Атлантики, а затем через Кейптаун плыть домой. В перечислении это не выглядит столь колоссальным. На самом деле это было огромное путешествие, которое нельзя было совершить меньше чем за одиннадцать месяцев.
Не было ни одного голоса против: все, по-видимому, были в восторге от этих планов. Дело в том, что для моряка Королевского флота, и в те времена, и теперь, самый прекрасный вид на землю открывается тогда, когда на нее смотришь со сходен. Быть может, они были настолько счастливы, что избежали ледяных объятий Антарктиды, что добровольно и радостно готовы были согласиться на все, что угодно. Более вероятно, что многие из них сами страдали от исследовательского нетерпения. Но вероятнее всего, они понимали, что составляют элиту, участвующую в свершениях, которые до них никому не удавались, и именно они своими руками делают историю, а такие вещи случаются, потому что их почти обожествляемый капитан заставляет их случаться. Трудно в точности определить, какое действие личность Кука производила на его команду, но совершенно ясно, что этот эффект лежал где-то между «огромным» и «колоссальным». Свою роль сыграл и огромный престиж, который им давал сам факт службы на «Резольюшен»: через пятьдесят лет после этого, когда некоторые из молодых людей, бывших на борту, состарились, им стоило только сказать: «Я плавал с капитаном Куком», и они сразу превращались в особых людей.
Земля Хуана Фернандеса - и это никого не удивило - так и не материализовалась: для Кука авторитетное заявление Далримпла, что она находится там-то, с такими-то и такими-то координатами, было гарантией того, что она не существовала. 23 февраля исследователь пришел к заключению, что этой земли просто нет, и он взял курс в том направлении, где, по его мнению, с большей вероятностью должен был находиться остров Пасхи.
Именно в этот момент возникли серьезные опасения за здоровье Кука. Он испытывал колоссальное физическое и душевное напряжение, большую часть времени в ходе этого плавания он провел в Антарктиде, подвергался жестокому холоду на палубе. Да и нездоровая пища не способствовала хорошему самочувствию. Теперь он слег в постель с коликой желчного пузыря, его организм не принимал никакой пищи и лекарств, и его состояние быстро ухудшалось, превращаясь из серьезного в критическое. По-видимому, он страдал от какой-то инфекции желчного пузыря. И несомненно, только преданное и неустанное внимание со стороны корабельного врача - его звали Паттен - спасли ему жизнь.
Когда 12 марта на горизонте возник остров Пасхи, Кук снова появился на палубе, еще слабый, но идущий на поправку. «Резольюшен» проплыл вдоль берега в поисках естественной гавани, но ее не было. Команда корабля стояла вдоль борта и с удивлением смотрела на массивные каменные статуи, которыми был усеян весь остров: некоторые стояли на склонах холма, некоторые - на массивных каменных платформах. Когда члены экспедиции высадились на берег, они нашли еще много статуй, лежащих на боку и почти полностью заросших высокой травой. Туземцы, оказавшиеся вполне дружелюбными, не имели ни малейшего представления, кто и когда построил эти статуи. Теория Кука о том, что полинезийцы не способны к искусству и технике и не могли вырезать из камня и поднять эти гигантские статуи, и, следовательно, это работа каких-нибудь прежних, более развитых цивилизаций, ныне исчезнувших, несомненно, правильна. Но происхождение знаменитых каменных идолов Пасхи и сегодня остается загадкой.
Остров Пасхи оказался плохим источником провианта. Им даже не удалось раздобыть там пресной воды. Кук решил плыть на Маркизские острова, открытые испанцами почти за два столетия до этого; он хотел уточнить их положение, которое было неясным, и надеялся пополнить там продовольственные запасы. По дороге на Маркизские острова Кук снова заболел, его жизнь снова находилась под угрозой. Но уход преданного врача помог ему поправиться. 7 апреля показались Маркизские острова, и на следующий день «Резольюшен» бросил якорь в Вайтаху-Бей на острове Техуата.
Островитяне оказались очень дружелюбными, и хотя свежего мяса раздобыть не удалось, фруктов было изобилие, были и некоторые овощи. Что особенно поразило англичан, а мнение на борту было, по-видимому, единодушным, - это внешний вид маркизцев. Стройные и грациозные люди, кожа которых была такой светлой, что женщин и детей можно было легко принять за европейцев, были самой красивой расой, которую Кук и его команда встречали не только в Океании, но и во всем мире.
Теперь Кук направился к местам, которые, по существу, стали его вторым домом, - на Таити. После девятидневного плавания, которое проходило через острова Туамоту - широко разбросанную группу коралловых атоллов, Кук пытался высадиться на одном из них, но туземцы дали понять, что не желают присутствия чужеземцев, поэтому он продолжил свой путь и 22 апреля бросил якорь в Матаиеа-Бей на Таити.
Прием был обычный - восторженный. Остров, на котором оставался едва ли не один поросенок, когда они покидали его в последний раз, теперь был полон этими животными. Кук купил их столько, что пришлось сколачивать на берегу хлев для свиней. Он уже ощущал недостаток товаров для обмена, но обнаружил прекрасный заменитель валюты - большое количество красных перьев, которые они набрали предыдущей осенью на островах Дружбы; тогда Кук не знал, что красный считался священным цветом таитянского бога Оро, а красные перья, которых, как оказалось, невозможно было раздобыть на Таити, были необходимым атрибутом для исполнения некоей религиозной церемонии.
Пока Кук и часть его офицеров и ученых были на берегу, их пригласили стать зрителями самого необыкновенного зрелища, происходившего в соседней бухте, где теперь находится столица Папеэте. Таитяне готовились к высадке на соседний остров Муреа, вождь которого восстал против Таити: это была генеральная репетиция в костюмах. Многочисленный военный флот, состоящий из сдвоенных лодок, заполнил весь залив. Некоторые из этих лодок почти не уступали в длине «Резольюшен». На корме этих судов были сооружены помосты для воинов, вооруженных копьями, дубинками и огромным запасом камней. (Поразительная вещь, во всей Полинезийской Океании - и нигде больше в мире - камни были самым распространенным наступательным оружием.) Считая гребцов, которые тоже вступали в бой в случае необходимости, на каждой лодке было около сорока воинов. Кук насчитал не менее 160 лодок; кроме того, он заметил почти столько же более мелких лодок, которые он счел за суда, развозящие боеприпасы, и транспортные лодки.
В отчетах того времени описывается, насколько велики были некоторые из этих военных лодок: на них помещались гребцы и воины числом до двух сотен, и это представляется весьма правдоподобным. В любом случае зрелище было впечатляющее, когда сотни лодок и тысячи воинов выстраивались на военный смотр.
Кук из осторожности не стал ждать начала военных действий. На этот раз отъезд был особенно болезненным, потому что Кук сказал им печально, что никогда не вернется на Таити. На самом деле он вернулся через три года.
С Таити они пошли на Хуахине и Раиатеа в архипелаге островов Общества, известные им почти как Таити. Там они запаслись провиантом, и там же изнывающий от тоски по дому Одидди вернулся к своей семье. Оттуда они поплыли на запад, к островам Дружбы. Прошли мимо острова, которому они дали название острова Палмерстона, кораллового атолла из архипелага Кука. Несколько дней спустя они подошли к более крупному острову, где были встречены градом стрел и камней, и не смогли сойти на землю. Остров Савидж (Дикий) - так назвал его Кук, и за дело, потому что если бы он быстро не перешел с одного борта на другой, то был бы пронзен стрелой. Потомки метателей камней, кстати, утверждают, что их предки были убиты, а народ Ниуэ - первоначальное название острова, которое он носит и в наши дни, - на самом деле был достаточно дружелюбен.
Кук отправился к островам Дружбы, население которых, как оказалось, столь же дружелюбно, как и жители Таити. Когда он вернулся в эти места три года спустя, то провел не менее трех месяцев, праздно курсируя между этими островами, по всей видимости не находя сил покинуть их. Но в данном случае он не задержался. Уже настал конец июня, он хотел обогнуть мыс Горн в ноябре, а перед этим решил поискать группу островов между островами Дружбы и Австралийским побережьем, о существовании которых заявляли и Кирос, и Бугенвиль. От островов Дружбы - Тонга - Кук направил «Резольюшен» на запад с небольшим отклонением к северу и прошел мимо островов Фиджи, которые лежали чуть севернее его маршрута. Первый остров из Больших Киклад - так назвал этот архипелаг Бугенвиль - остров под названием Маэво, показался 17 июля. И начиная с этого момента Кук находился в лабиринте из островов - всего их здесь было около восьмидесяти: архипелаг Большие Киклады растянулся на пятьсот миль - огромное поле для приложения картографического таланта Кука.
Оказалось, что на Больших Кикладах встретились две расы, две культуры - полинезийцы и более темнокожие негроидные меланезийцы. Они заметно отличались темпераментами: бескомпромиссная враждебность к чужестранцам, по-видимому, была чертой характера только меланезийцев. Когда Кук совершил высадку на двух преимущественно меланезийских островах, Малекула и Эрроманга, он был встречен с холодной враждебностью, которая на Эрроманге превратилась в горячую, когда туземцы попытались завладеть лодками с «Резольюшен». В воздух полетели камни, туземцы пустили в ход копья и стрелы; матросы с «Резольюшен» были вынуждены прибегнуть к мушкетам, чтобы спасти свою жизнь. Несколько туземцев были убиты, многие ранены; два английских моряка также получили ранения.
В этом Кук винил только себя: «Мы вошли в их порты и попытались высадиться на сушу самым мирным образом. Если бы это удалось - все хорошо, если нет - мы бы все равно высадились на берег и защищались, благодаря превосходству нашего оружия. Как иначе могут они рассматривать нас, кроме как захватчиков их страны?» Эта тема не раз встречается в дневниках Кука. В отличие от подавляющего большинства своих соотечественников - и европейцев вообще - он очень хорошо осознавал и чувствовал то, что они силой вторгались в жизнь народа, который был совершенно счастлив до их появления, силой брали то, что по праву принадлежало другим, и что с течением времени пришествие белого человека может нанести вред и принести разрушение этим народам Океании. Подобная мысль по-настоящему пугала Кука: парадоксально, или это только так кажется, но, когда дело доходило до быстрого присоединения новых территорий к владениям короны, не было никого среди первооткрывателей, кто мог сравниться с Куком. Но на самом деле нет никакого парадокса, всего лишь извечная борьба между долгом и совестью.
Полинезийская часть Больших Киклад встретила Кука совсем иначе. Он отчаянно нуждался в воде и дровах и попытал счастья на самом южном из больших островов группы - Танна, на котором находился действующий вулкан. Он был заселен полинезийцами, и хотя первоначальный прием был холодным, в конце концов завязались дружеские отношения, несмотря на то что один из туземцев был убит часовым без явных причин.
Туземцы острова Танна стремились к торговле, и Кук сумел, к своему удовольствию, пополнить запасы свежего мяса. Когда Кук после этой самой приятной стоянки в Океании покинул остров, по дружелюбию он приравнивал их к таитянам и туземцам островов Дружбы; он должен был записать два наблюдения: он считал Танну самым плодородным островом в Тихом океане, что приписывал вулканическому пеплу, регулярно выпадающему на остров, и, кроме того, он назвал его самым красивым местом, которое он когда-либо видел. Такое замечание из уст Кука, убежденного «таитянина», действительно большой комплимент.
Кук направился на север, чтобы совершить еще один обход Больших Киклад и закончить их нанесение на карту, затем повернул на юг в сторону Новой Зеландии. По мнению Кука, Бугенвиль, французский первопроходец, едва коснулся этой группы островов, в то время как он, Кук, посетил все крупные и многие мелкие острова и провел доскональную топографическую съемку и все нанес на карту, не забывая раздавать новые имена, когда проплывал мимо. Соответственно Кук полагал, что имеет на это больше прав, чем Бугенвиль, и дал всему архипелагу название Новые Гебриды и присоединил его к владениям короля. До сих пор этот архипелаг преимущественно английский - часть англофранцузского совместного владения.
Они шли на юг до 3 сентября, когда увидели гористый остров, выросший прямо перед ними из моря. На севере был виден ряд опасных рифов и отмелей, поэтому Кук направился вверх, вдоль восточного берега, пока не нашел подходящую якорную стоянку. Туземцы этих островов - незнакомая Куку раса - оказались очень гостеприимными, и «Резольюшен» простоял там около недели. На земле, где Кук нашел очень похожих на австралийцев обитателей - дружелюбный и очень смешливый народ, процветало интенсивное земледелие.
Во время этой стоянки Кук взобрался на гору и обнаружил, что этот остров, имеющий форму спины кита, был около тридцати пяти миль в ширину. Когда они снова пустились в плавание, то были удивлены его протяженностью с юга на север - примерно двести пятьдесят миль. Кук сообразил, что, если не считать Новой Зеландии, это, должно быть, самый большой остров в Океании, и, как обычно, он был прав. Проигнорировав его местное название Балад, Кук заменил его Новой Каледонией.
10 октября они наткнулись на маленький, необитаемый, но плодородный остров, который Кук назвал Норфолк. Они остановились на нем ровно настолько, чтобы успеть присоединить его к владениям британского короля, а затем направились дальше, вдоль западного побережья Северного острова в залив Королевы Шарлотты, куда и прибыли 18 октября.
В заливе они провели три недели, запасаясь водой и дровами и приводя «Резольюшен» в наилучшее состояние перед следующим длинным этапом путешествия - вокруг мыса Горн в Кейптаун, раньше которого они не смогут нигде запастись провиантом. По стволам деревьев, распиленных пилой, Кук понял, что здесь побывал еще какой-то корабль. Послания, которое он оставил для Фюрно, не было на месте. Используя язык графических представлений, Кук смог узнать от маори приблизительную дату отплытия «Эдвенчура».
Кук заметил, что маори изменились с тех пор, как он в последний раз был здесь, почти год тому назад. Тогда они были дружелюбны, общительны; теперь же были сдержанны, застенчивы, осторожны. И только когда Кук доплыл до Кейптауна и получил письмо, оставленное для него Фюрно, и узнал о случае каннибализма, он понял, что маори из залива Королевы Шарлотты имели причины для опасений.
«Резольюшен» покинул залив 10 ноября и пошел на юго-восток до тех пор, пока не оказался на тысячу миль южнее начальной точки, затем повернул на восток, очень быстро пройдя путь до Кейптауна, оставив сильные западные ветры позади себя, приблизительно в районе 55-й параллели. Фюрно проделал примерно тот же путь, и ни тот, ни другой капитан не встретили следов материка Далримпла.
Путешествие до Кейптауна прошло без приключений. Кук записал даже, что оно было скучным. Они провели Рождество в районе Терра-дель-Фуэго, где собирали растения, делали карту, набирали запасы воды и пищи, а затем 29 декабря обогнули мыс Горн и направились в Атлантику.
Последней целью Кука было пересечь Южную Атлантику в высоких широтах, где, по его убеждению, напрасно было искать землю - часть большого Южного материка, о существовании которого высказывались Далримпл и другие известные географы, настолько уверенные в его существовании, что даже заранее нарисовали его карту. Поэтому Кук снова продвигался в глубь районов льда, жестокого холода и густых слепящих туманов. Он открыл Южную Георгию - безжизненный, голый и грустный остров льда и снега, лишенный населения и совершенно не пригодный ни для какой цели, но это, несомненно, не помешало Куку сойти на берег и присоединить его к британским владениям. Затем он обнаружил бесполезную группу островов, которую тоже присоединил, и назвал их Южными Сандвичевыми островами, а южнее их - еще один безжизненный клочок суши, названный им Южный Тул.
Помимо этого Кук искал везде и повсюду, но не нашел и следа той земли Далримпла, не говоря уже о Южном материке, по причине, ставшей уже давно очевидной для Кука, - ее просто здесь не было. Последние пару недель Кук искал остров Обрезания Бувье и не смог его найти. Его новый маршрут скрестился с тем, по которому он проходил примерно два года назад, когда впервые пересек Южный полярный круг. Он обогнул земной шар в районе столь высоких широт, что подобное путешествие считалось абсолютно невозможным, и окончательно похоронил мечту Далримпла, доказав, что никакого Южного материка не существует. Куку поставили задачу, или, если хотите, он сам себе ее поставил, и он ее выполнил.
Теперь пришло время плыть домой, хотя бы из-за того, что ему уже ничего не оставалось исследовать в Южном полушарии. 21 марта он доплыл до Кейптауна, где предстояло провести ремонт, что заняло пять недель. Там ему передали письмо, оставленное Фюрно, из которого он узнал о трагедии, разыгравшейся в заливе Королевы Шарлотты.
Обратный путь «Резольюшен» лежал через остров Св.Елены и Азорские острова. 30 июля 1775 года корабль бросил якорь в Спитхеде, через три года и одиннадцать дней после начала путешествия, которое до сих пор остается величайшей географической экспедицией.
СЕВЕРО-ЗАПАДНЫЙ ПРОХОД
В конце второго путешествия не оставалось сомнений, как, впрочем, это можно сказать и о первом путешествии, кому принадлежит его слава и честь. Кук стал героем дня и, как ни странно, без особого шума, национальным героем. Его избрали в члены Королевского общества. Наградили золотой медалью Копли за статью, посвященную вопросам здравоохранения в море (введение им строгих правил для борьбы с цингой не упоминалось). Во всем этом невероятном путешествии Кук потерял всего одного человека - и не от цинги. Доверие к нему со стороны лордов Адмиралтейства было безграничным, его принял король, он был назначен на должность командира семидесятичетырехпушечного крейсера «Эйч-Эм-Эс Кент», затем получил должность капитана в Гринвичском госпитале - это был способ, которым Адмиралтейство давало понять, что даже в возрасте сорока семи лет он уже сделал достаточно и заслужил почетную - и полную - пенсию.
Сам Кук не столь был уверен в этой синекуре. Он писал другу: «Что касается моего жалования, то меня бросает из одной крайности в другую. Несколько месяцев тому назад все Южное полушарие было недостаточно велико для меня, а теперь собираюсь удовольствоваться границами Гринвичского госпиталя, который слишком мал для моего деятельного характера. Должен признаться, что это замечательная отставка и неплохой доход. Но смогу ли я полюбить покой и уединение - покажет время».
Куку не стоило беспокоиться. Время для покоя и уединения еще не пришло, и, в чем и состояла трагедия его жизни, никогда не должно было наступить.
Уже прошел слух о планах третьего большого путешествия, но на этот раз не в Южные моря. Пока Кук был занят переписыванием для публикации дневника второго путешествия, - прочитав тот чудовищный опус, в который превратил его предыдущий дневник Хоуксуорт, он был полон решимости заняться этим сам, - Адмиралтейство рассматривало возможность, целесообразность и благоразумие попытки форсировать мифический Северо-Западный проход. Идея состояла в том, что между Атлантическим и Тихим океанами должен существовать проход вокруг верхней части Северной Америки. За эти годы были предприняты многие попытки, связанные с именами Кабота и Фробишера, Гудзона и Баффина. В конце прошлого века Баффин достиг удивительно высоких северных широт - 77°45" северной широты, почти посредине между Северным полярным кругом и полюсом, - достижение, никем не превзойденное и через сто лет после Кука. Но даже Баффину не удалось найти Северо-Западный проход.
Адмиралтейство решило попытаться еще раз. Однако на этот раз оно было намерено одним ударом убить двух зайцев. Было известно, что в 1742 году Беринг - швед на службе в российском флоте - установил, что между Азиатским материком и северо-западной оконечностью Северной Америки, которая теперь носит название Аляски, существует пролив. Было решено, что отправятся две экспедиции, одна пойдет к предполагаемому Проходу со стороны Атлантики, а другая - со стороны Тихого океана.
Наступление с Атлантики будет проведено фрегатом «Лайон», которым командовал старый друг Кука Ричард Пикерсгилл, а со стороны Тихого океана будут отправлены два судна - «Резольюшен» и «Дискавери» - новый «угольщик» из Уитби, который Адмиралтейство приобрело по совету Кука.
Перед лордами Адмиралтейства стал вопрос - кому командовать тихоокеанской экспедицией. Разумеется, несомненной кандидатурой был Кук, не только лучший из всех, а единственный. Но Адмиралтейство, учитывая огромные достижения Кука и то, что ему дали заслуженную высокооплачиваемую отставку, явно не хотело обращаться к нему снова. И они разработали крайне хитрый и изобретательный, по их мнению, план: поговорить с ним во время изысканного обеда, на котором присутствовали лорд Сандвич - первый лорд Адмиралтейства, Паллисер - глава главного финансового управления флота и Стивенс - секретарь Адмиралтейства. Встретившись с ним, они попросили его совета на тот счет, кто должен командовать тихоокеанской экспедицией. Было бы излишним добавлять, что, когда Кук встал из-за стола, он уже был командиром экспедиции.
Первым помощником Кука стал Джон Гор, который плавал с ним на «Индеворе» и с Уоллисом на «Долфине»; вторым помощником был назначен Джеймс Кинг - опытный астроном, а третьим - Джон Уильямсон. Штурманом стал человек, который в дальнейшем прославился почти так же, как сам Кук, - Уильям Блай.
Командиром «Дискавери» назначили капитана Джеймса Кларка, близкого друга Кука и одного из опытнейших моряков своего времени, - он совершил кругосветное путешествие с Байроном и дважды с Куком, так что это плавание было для него четвертым большим путешествием. Оно стало и его последним путешествием. Подобно Куку, он оставил свои кости на тихоокеанских берегах. Его первым помощником был Джеймс Берни, вторым - Джон Рикмен. Среди его матросов был Джордж Ванкувер (также плавал с Куком на «Резольюшен»), которому в дальнейшем суждено было стать известным исследователем. Более двадцати членов экспедиции уже плавали с Куком, некоторые даже дважды. И среди последних был Сэмюэл Гибсон из морской пехоты (теперь уже сержант), которого Кук некогда приказал высечь за дезертирство с корабля и бегство в горы с туземной девушкой во время их первого визита на Таити. Очевидно, Гибсон был человеком, который не держал зла. С ними должен был плыть и Омаи, таитянин, которого Фюрно привез в Англию.
12 июля 1776 года, через без одного дня четыре года после отплытия в предыдущее путешествие, капитан Кук снова отправился в Тихий океан. Ему пришлось отправиться в путь одному, потому что невезучий Кларк, капитан «Дискавери», томился в это время в тюрьме за долги - он был гарантом долгов своего брата Джона Кларка, который отправился в заграничное плавание, не заплатив их. В конце концов его отпустили, и «Дискавери» вышел в море 1 августа - не слишком благоприятное начало для путешествия. Полагают, что во время своего заключения Кларк заразился туберкулезом, который и свел его в могилу.
Их имена исследователи ставят рядом. Скотт и Амундсен. Два путешественника, англичанин и норвежец. Оба страстно рвались к Южному полюсу. Дошли оба, но вернулся только один.
Формируя свои экспедиции, Амундсен и Скотт придерживались абсолютно разных точек зрения. Амундсен планировал отдельные рейды. Скотт - генеральное наступление. В отряд Амундсена входило не более 10 человек. Скотт вел за собой 20-30 разведчиков. Скотт предпочитал военных моряков, находившихся на действительной службе, но и не отказывался от добровольцев, которые были в состоянии оплатить свою долю расходов. Этим и можно, наверное, объяснить то, что в последней экспедиции Скотта участвовали Эпсли Черри-Гаррард и Лоренс Отс. Каждый из них внес по тысяче фунтов стерлингов.
Недавний выпускник Оксфорда, Черри-Гаррард был зеленым юнцом. К Скотту он пришел по настоянию родственников, которые считали, что путешествие в Антарктиду закалит его физически и нравственно.
Капитан Отс, выходец из аристократической среды, имел личный доход и вел типичную жизнь кавалерийского офицера: играл в поло, посещал тир, охотился, держал собственный выезд, яхту и пару скаковых лошадей. Скотт как раз искал человека для ухода за лошадьми, которые должны были тащить экспедиционное снаряжение на первом этапе путешествия к полюсу. Предложение Отса было так кстати, что Скотт зачислил его в отряд заочно.
Еще один доброволец, по имени Трюгве Гран (недавно скончавшийся в возрасте 91 года. Гран стал первым летчиком, перелетевшим Северное море; написал несколько книг. - Ред.), был рекомендован Скотту норвежским героем Арктики Фритьофом Нансеном. Двадцатилетний Гран был классным лыжником, и, продемонстрировав свою технику, он сумел убедить Скотта, настроенного прежде скептически, что в условиях длительного перехода по антарктическим просторам лыжи должны занять прочное место в арсенале средств передвижения наряду с моторизованными санями, лошадьми и собаками.
Капитан Скотт явно рассчитывал на то, что Гран сумеет за короткое время между высадкой в Антарктиде и стартом к полюсу, то есть за несколько месяцев вместо обычных нескольких лет, сделать из его спутников умелых лыжников. Многие из них, например, Отс и лейтенант Королевского индийского флота Бауэрс, вообще не вставали на лыжи.
Фритьоф Нансен убедил Скотта взять в Антарктику сибирских собак. Пони для экспедиции решили привезти из Маньчжурии, где была выведена особая порода животных, хорошо переносивших морозы. 33 лайки и дюжина пони были доставлены морем в Новую Зеландию, куда должны были прибыть участники экспедиции на корабле «Терра Нова».
Гонка за первенство
К тому времени, когда Скотт объявил о своей второй экспедиции в Антарктиду (это было в сентябре 1909 года), Руал Амундсен уже вынашивал собственный план путешествия на Южный полюс, но держал его в секрете не только от Скотта и других известных исследователей, но даже от будущих участников его полярного рейда. Он не рисковал даже заказывать карты Антарктики открыто, а доставал их через посольство своей страны в Лондоне.
Намерения Амундсена раскрылись, лишь когда «Фрам», старое арктическое судно Нансена, переоборудованное для похода в Антарктику, достигло острова Мадейра по пути на юг.
Началась отчаянная гонка за первенство. Поведение Амундсена, не вызвавшее, правда, в то время широкого резонанса в Англии, было расценено как некорректное. Скотт на «Терра Нова», бросившей якорь в Мельбурне, получив каблограмму с этим известием, испугался, что норвежцы попытаются «захватить» предполагаемое место высадки его экспедиции на берегу моря Росса в заливе Мак-Мердо и участок, отведенный под базу.
Но «Терра Нова» прибыла в Антарктиду первой, и лишь спустя 10 дней на противоположном берегу моря Росса, в Китовой бухте, высадилась норвежская команда, которая привезла с собой сани, лыжи и сотню собак.
Уже первые неудачи англичан на земле Антарктиды не предвещали ничего хорошего - одни из трех специально изготовленных для экспедиции мотосаней провалились под лед.
Первый поход с целью закладки продуктов по маршруту экспедиции достался англичанам весьма нелегко. Каждое утро первыми трогались в путь пони, а быстрые собаки стартовали позже, чтобы прибыть на место назначения одновременно. Отс называл эту процедуру чересчур усложненной и неэффективной. Он часто задавался вопросом, что случится, когда в ход будут пущены и мотосани. «Попытка использовать сразу три вида транспорта поражает меня, - писал он домой. - Такое не приносит успеха даже в армии, и потому я абсолютно уверен, что у Скотта ничего не получится».
Сначала Отс не верил в эффективность собачьих упряжек, но скоро убедился, что собаки приспособлены к полярным условиям лучше, чем пони. Когда он заметил, как лошади слабеют от холода, голода, тяжелой работы, он стал настаивать, чтобы Скотт забивал на маршруте самых слабых животных и оставлял их туши в хранилищах на будущий сезон - в качестве корма для собак, а если понадобится, и для людей. Скотт отказался - ему претила мысль об убийстве животных.
«Я против жестокого обращения с животными, - сухо заметил на это Скотт, - и не отступлюсь от своих принципов ради того, чтобы продолжить наше движение вперед».
«Боюсь, вы пожалеете об этом, сэр», - сказал в конце Отс, раздосадованный чувствительностью Скотта.
После закладки хранилища, названного ими «Одна тонна» (по его вместимости), Скотт приказал отряду возвращаться на базу.
По-иному, очень продуманно вел дело Руал Амундсен, хороший организатор и психолог, умевший найти подход к людям и установить с ними правильные взаимоотношения в любой обстановке.
В маленьком, обособленном коллективе, где любое трение может привести к перепалке между людьми, утренняя раздражительность таит в себе серьезную эмоциональную опасность. Скотт, например, по утрам бывал откровенно сварлив и вымещал злость на любом, кто подвернется ему под руку. Более чуткий Амундсен умел контролировать себя и искал способы снимать утреннюю напряженность у своих подчиненных. Так, он организовал состязания в угадывании температуры воздуха. Каждый месяц победителям вручали призы, а одержавшего общую победу в конце сезона ожидала главная награда - подзорная труба. Амундсен сказал отряду, что это делается для того, чтобы выработать у каждого способность самому определять температуру на тот случай, если во время полярного похода выйдут из строя все термометры. Истинной же его целью было выманить людей на свежий, морозный воздух, который столь важен для хорошего утреннего настроения.
Амундсен стремился развлечь людей. Каждую субботу экспедиция готовила горячий коньячный пунш. По воскресеньям, в праздники и в дни рождения устраивались обеды с крепкими напитками. Это помогало пресекать зарождавшиеся конфликты, так как дружеская пирушка у скандинавов имеет ритуальное значение.
В субботние вечера устраивали сауну, тоже своеобразный ритуал очищения тела и духа. Тепло и пар здесь получали с помощью двух примусов, накрытых металлическим лотком. Бег нагишом по туннелю из льда между сауной и жилым бараком заменял традиционное купание в снегу после сауны.
Амундсен считал крайне важным уберечь людей от цинги. Он настоял, чтобы в рационах было сырое тюленье мясо, которое подавалось ежедневно к обеду и ужину, причем на ужин в черничном соусе. Повар экспедиции всегда недожаривал мясо, благодаря чему, как мы знаем теперь, в нем хорошо сохраняется витамин С. Кроме того, норвежцы ели хлеб из муки грубого помола и изделия из дрожжевого теста. Благодаря этому происходило насыщение организма витамином В.
Тюленье мясо, черный хлеб, горячие лепешки - естественные и питательные продукты - составляли основу рациона норвежской экспедиции. Англичане, по словам Грана, «жили в роскоши», питаясь такими продуктами, которые считаются деликатесами даже в цивилизованных условиях. Ели они белый, а не черный хлеб. В их рационе было множество консервов, которые бедны витамином С. Тюленье мясо ели не каждый день и, кроме того, только в пережаренном виде. Изысканный рацион английской экспедиции грозил ее членам обернуться болезнями.
Шаг за шагом - к разочарованию
Во многих отношениях обе базы были резко непохожи друг на друга. Обстановка во Фрамхейме была сродни атмосфере горной хижины или охотничьего судна. В Кейп-Эвансе, напротив, был своеобразный гибрид военного корабля и профессорской. В бараке, поделенном надвое перегородкой из упаковочных коробок, на одной половине размещались офицеры и ученые, а на другой - обособленной жизнью жили рядовые участники похода. Поскольку экспедиции с самого начала был придан морской характер, логично было сохранять принятые на флоте различия и на берегу. Однако контраст между атмосферой в том и другом коллективе определялся качеством их руководства.
Дух деловитости, царивший во Фрамхейме, весьма слабо ощущался в Кейп-Эвансе. Антарктическая зима прошла в праздности, лености, в атмосфере дилетантизма. Лагерные обязанности выполняли на добровольных началах, и «послушных лошадок» заездили вконец. Отработку техники передвижения в экспедиции игнорировали.
Трагически символичной фигурой в этой компании был Лоренс Отс. Случайный среди них человек, он был чужаком как для верхушки экспедиции, так и для живших по ту сторону «перегородки» ее чернорабочих. Отс часами просиживал в конюшне у печки, которую топили ворванью. Скотт полагал, что он делает это из любви к лошадям. Да, это было отчасти так, но верно и то, что он предпочитал их компанию обществу людей.
То, что Скотт на каком-то этапе утратил веру в себя, подтверждает его письмо к жене, написанное незадолго до выхода на полюс: «Сейчас я крепко держусь в седле. И физически, и психологически я готов к работе, и я знаю, что другие видят это и полностью доверяют мне. Но ведь факт, что в Лондоне, а вернее, пока мы не добрались сюда, все было иначе. Беда заключалась в том, что я потерял веру в себя…»
Лгал ли Скотт своей жене или нет, когда писал, что его спутники теперь полностью доверяют ему, - в первую очередь он обманывал самого себя, если искренне верил этому. Вот что пишет Отс, который, вероятно, был здесь самым откровенным в критике происходящего: «Зима была ужасной, хотя мы все хорошо ладили между собой… Я здорово недолюбливаю Скотта и бросил бы эту затею, если бы наша экспедиция не была английской и мы не должны были одержать верх над норвежцами. Скотт неизменно вежлив со мной, и я имею репутацию человека, который умеет с ним ладить. Но дело в том, что он человек неискренний, у него на первом месте он сам, остальные далеко позади, и когда он получит от тебя то, что ему нужно, твоя песня спета». Это строки из письма к матери в ожидании начала похода.
В среду 1 ноября 1911 года, где-то около 11 часов утра, Скотт, который, по словам Грана, «немного», а на самом деле основательно нервничал, запряг своего пони не в те сани и в смущении был вынужден поменять их. Это случилось перед выходом полярного отряда в поход. Один за другим восемь мужчин, каждый из которых вел запряженного пони, исчезли в сером безмолвии.
Через несколько часов на базе зазвонил телефон. На проводе был Скотт, говоривший с передового поста. Он объяснил, что в предстартовой лихорадке оставил на базе флаг Соединенного Королевства, который вручила ему королева Александра с напутствием водрузить его на полюсе. Он хотел, чтобы флаг доставили к месту их стоянки. Выполнить это задание было поручено Грану как самому быстрому и техничному лыжнику. Однако снежная буря задержала того до следующего дня.
Назавтра Гран отправился в путь сразу же после полудня, обернув полотнище, чтобы не измять его, вокруг тела. Лыжник бежал изо всех сил, за три часа преодолел 15 миль (1 миля = 1,6 километра) до Хат-Пойнта при сильном встречном ветре и появился в отряде как раз перед его уходом со стоянки.
А над Южным полюсом уже развевался флаг Норвегии…
Отряд Скотта медленно преодолевал последние 110 миль, оставшиеся до полюса. Одна за другой выбывали из строя лошади. Скотт вроде бы понял, что тащить на себе сани - «изнурительная работа». Кроме того, его и остальных «страшно угнетала монотонность действий, и каждый мог легко внушить себе, что он уже ни на что не годен». В таком настроении отряд пребывал еще до того, как достиг цели, а ведь впереди было больше половины пути.
Задержавшись со стартом из-за того, что кони не могли переносить низких температур, Скотт обрек отряд на приход к Полярному плато в неудобное время - на три недели позже летнего солнцестояния. Морозы были уже на 10 градусов ниже тех, что застали в районе полюса экспедицию Амундсена. Меховая экипировка у членов отряда Скотта, не считая рукавиц и ботинок, отсутствовала, и это давало себя знать постоянными обморожениями, особенно в области лица.
Помимо всего прочего, люди Скотта страдали от обезвоживания. При тяжелой физической работе на большой высоте и при низкой температуре человеческий организм теряет вместе с потом большое количество жидкости. Потеря должна быть компенсирована, а для этого необходимо много пить. Топлива у Скотта едва хватало на приготовление пищи, поэтому вопрос о том, чтобы с его помощью растапливать снег и получать питьевую воду, необходимую для поддержания здоровья, даже не возникал. Обезвоживание проявилось такими симптомами, как физическая слабость, нервные расстройства, общее истощение.
К тому времени как Скотт и его товарищи достигли Полярного плато, у них развилась витаминная недостаточность - нехватка тиамина (витамин В1), рибофлавина (витамин В2) и никотиновой кислоты, - которая на фоне общего недоедания убедительно объясняет состояние депрессии, царившее в отряде. Дефицит витамина С стал причиной открытого нагноения после пореза на руке флотского старшины Эванса, которое упорно не проходило.
Расплата за непредусмотрительность
Ни Скотт, шедший на лыжах впереди, ни Уилсон, тащившийся рядом, не заметили темного пятна впереди, нарушавшего ровную белизну местности. Первым его увидел Бауэрс, тащившийся в середине каравана. Было пять часов пополудни.
Пятно медленно росло, превращаясь в колышущийся предмет, и скоро они стояли под черным флагом - флагом крушения их надежд. Собачий помет и следы лап на снегу поведали им простую историю. Безжалостный ветер, дувший в лицо, казался резче, чем час назад. «У нас сегодня не очень-то счастливый вечер», - произнес Отс.
Шок, вызванный открытием, стал причиной бессонной ночи. «Скотт принимает поражение намного лучше, чем я ожидал,- писал Отс,- Амундсен, я должен это признать, имеет голову на плечах. Норвежцы, вероятно, шли с комфортом, на собачьих упряжках в отличие от нашего ужасного перехода с санями за спиной».
На следующее утро, покинув стоянку и черный флаг, они потянулись к полюсу, до которого оставалось несколько миль. В норвежской палатке Скотт обнаружил конверт с обращением Амундсена к королю Хокону, а сверху - письмо, адресованное лично ему:
«Дорогой капитан Скотт!
Так как Вы, вероятно, первым после нас доберетесь до этого места, прошу Вас оказать мне любезность и переправить это письмо королю Хокону VII. Если Вам пригодятся вещи, оставленные в палатке, пожалуйста, пользуйтесь любой из них без стеснения. Примите мои добрые пожелания благополучного возвращения.
Искренне Ваш, Руал Амундсен».
«Эта штука поставила меня в тупик»,- записал Скотт в дневнике. Слова эти показательны для тогдашнего душевного состояния командира английского отряда. Он не понял, что письмо Амундсена - обычная мера предосторожности на случай катастрофы. Вероятно, он заподозрил в нем скрытую попытку унизить его. В любом случае эффект был уничтожающим. Одним махом, по словам одного из участников экспедиции, Скотт «был разжалован из разведчиков в почтальоны». Обратный путь для английского отряда был несложным: ни пересеченной местности, ни гор, не обозначенных на карте, - только ровная хоженая дорога к широким воротам на ледник Бирдмора. В спину дул устойчивый полярный ветер, сани шли, как на парусах, под ногами хрустел прочный наст, впереди их ждал удобный спуск с вершины плато. Все это помогло отряду Скотта почувствовать себя лучше. В первые три недели отряд покрывал в среднем по 14 миль в день, совсем немного уступая в скорости группе Амундсена, которая делала по 15 миль в день. Но у англичан появилась новая мучительная проблема - отыскивать хранилища. Скотт не пользовался простой поперечной разметкой местности, как Амундсен, а оставлял только флажки, малопригодные в таких условиях. Условные ориентиры в виде пирамид тоже не помогали, так как были слишком низкими и малочисленными. Разрабатывая обратный маршрут, Скотт полагался на следы, оставленные на снегу. Для удобства так же делал и Амундсен. Но у того были собаки да еще передовая группа разведчиков, отыскивавшая следы на снегу. В отряде Скотта, где люди тащили за собой сани, такое ориентирование оказалось неэффективным, так как следы порой было невозможно различить. Англичанам приходилось всякий раз выпрягаться и шарить вокруг. Поэтому определение направления казалось людям Скотта страшно тяжелым занятием. К тому же оно было эффективно только в ясную погоду.
Дважды в первую неделю продвижение англичан останавливали снежные бури. Они считали невозможным идти в таких условиях, хотя это не было аксиомой, так как дул попутный ветер. Следы, занесенные снегом, зачастую было трудно обнаружить также из-за бьющего в глаза солнца. Скотту не пришла в голову, как Амундсену, мысль перейти на ночной режим передвижения, когда солнце у них было за спиной.
По словам Бауэрса, идти пешком было мучительно тяжело. «Я был бы рад заполучить мои старые добрые лыжи», - писал он 31 января, когда отряд уже преодолел расстояние в 360 миль. После 4 февраля Бауэрс вообще перестал вести дневник.
Бауэрс был оптимистом, а такие люди обычно не любят распространяться о неприятностях. Первый тревожный сигнал прозвучал 25 января, во время поисков очередного хранилища. «У нас осталось еды только на три дня, и мы попадем в беду, если не отыщем склад», - пишет он. Бауэрс отвечал за провиант и знал, что Скотт берет его в обрез, но лишь, теперь он начал понимать, до какой степени командир урезает их запасы.
Флотский старшина Эванс был самым крупным в отряде по росту и весу, но ему приходилось обходиться тем же пайком, что и остальные. Поэтому он голодал сильнее всех, и здоровье его резко ухудшалось. Он сильно похудел, рана на руке не заживала, и к концу января Эванс уже не мог даже помогать при разбивке лагеря.
Когда 4 февраля отряд начал спуск с ледника, Скотт и Эванс провалились по пояс в расселину, причем Эванс дважды. В общем-то это обычный в горах инцидент, но в тот же вечер Скотт записал, что Эванс «становится довольно бестолковым и беспомощным», а назавтра вновь отметил, что старшина «очень глупо ведет себя».
Незаживавшая рана, гноящиеся порезы, длительные носовые кровотечения - все это дает основание предположить, что на обратном маршруте у Эванса сказалась недостаточность витамина С. У него, вероятно, начинала развиваться цинга. Незначительное сотрясение при падении в расселину могло быть достаточной причиной для повреждения кровеносных сосудов мозга и для кровоизлияния в мозг.
Последние дни
Кризис наступил 16 февраля. Днем Эванс почувствовал слабость, приступы тошноты, головокружение. Отс, как обычно, честно описал ситуацию: «Эвансу первому пришлось снять с себя упряжь и держаться за сани, а позже он сказал, что не может двигаться дальше. Если он не поправится к завтрашнему дню, бог знает, как мы доставим его домой. Вероятно, мы не сумеем везти его в санях».
На следующий день старшине вроде бы стало легче, он впрягся в сани, но тут же выяснилось, что он не в силах тянуть их. Его спутники были в отчаянии, так как снова должны были на скорости добираться до следующего хранилища. Запас продуктов был у них на исходе, и они не могли позволить себе ни минуты задержки. В это время у Эванса что-то случилось с ботинками. Его оставили приводить себя в порядок и велели догонять отряд, как только он все уладит.
«После ленча, — пишет Отс, - Эванса все еще не было, и мы вернулись за ним на лыжах - Скотт и я. Мы нашли его на четвереньках в снегу в очень жалком состоянии. Он не мог идти. Отправились за пустыми санями, чтобы перевезти его в палатку». Эванс умер той же ночью.
Отряд Скотта продолжал бороться за жизнь, покрывая теперь только по 6-7 миль пути в день. 24 февраля, добравшись до очередного хранилища, Скотт обнаружил утечку топлива.
«Как жаль, что у нас мало топлива… Исчезновение топлива по-прежнему причиняет беспокойство… Топлива безумно мало… Положение критическое. Возможно, мы будем в безопасности, когда доберемся до следующего хранилища, но меня одолевают мрачные предчувствия».
Эти записи Скотта говорят о том, что он понимал всю серьезность положения. Отряду предстоял поединок со смертью. У следующего хранилища англичане оказались 1 марта, и здесь повторилась знакомая по предыдущему складу картина. Вместо ожидаемого галлона (1 галлон = 4,5 литра) керосина Скотт обнаружил в канистре меньше кварты (1 кварта = 1,13 литра), а до палочки-выручалочки - «Одной тонны» — оставалось 150 миль. Эти керосиновые утечки в условиях экстремально низких температур были знакомы полярным исследователям. Амундсен, столкнувшийся с этим феноменом во время плавания через Северо-Западный проход, приложил все усилия к тому, чтобы избежать этого на Южном полюсе. Пятьдесят лет спустя на 86-м градусе южной широты была найдена герметично закрытая канистра с керосином, содержание которой сохранилось в ней полностью. Канистра принадлежала отряду Амундсена. Скотт же не умел хранить жизненно важное для отряда топливо, и оно частично улетучилось всего через три месяца после закладки хранилищ.
У Отса в результате частых обморожений началась гангрена. Из ложной храбрости он скрывал этот факт, пока 2 марта боли не стали такими сильными, что ему пришлось признаться.
25 февраля Эпсли Черри-Гаррард и русский погонщик собак Дмитрий Горев вышли с собачьей упряжкой из Кейп-Эванса навстречу полярному отряду. Черри-Гаррард ни в коем случае не годился для этой роли. Он никогда раньше не имел дела с собаками. Он был близорук и не умел ориентироваться. Скотт всегда смеялся над ним, когда он пытался освоить эту науку. Черри вообразил, что эта миссия будет просто приятной прогулкой. 4 марта они без приключений добрались до хранилища «Одна тонна», покрывая по 20 миль в день благодаря опыту Дмитрия.
Следов Скотта не было видно. Началась буря, которая бушевала четыре дня, пригвоздив Черри и его напарника к месту. Опытный каюр мог бы продолжать путь, но Черри таковым отнюдь не являлся, а Дмитрий не горел желанием путешествовать в бурю. Кроме того, по их расчетам, Скотт еще не обязательно должен был дойти до «Одной тонны», и Черри счел себя вправе оставаться на месте. Прождав Скотта шесть дней, он повернул назад, все еще не подозревая о смертельной опасности, которая нависла над полярным отрядом.
В то время как Черри Гаррард вернулся на базу, Отс был уже на пороге смерти. Скотт велел Уилсону выдавать опиумные таблетки, чтобы каждый, кто захочет, мог облегчить себе страдания. К 14 или 15 марта - они уже потеряли счет дням - страдания Отса стали невыносимыми. Ночью в палатке Отс допоздна писал, потом вручил Уилсону свой дневник, попросив передать его матери.
«Она, - сказал Отс, - единственная женщина, которую я любил».
Утром Отс с трудом вылез из прорванного, отсыревшего спального мешка, переполз через ноги соседей, проковылял к выходу и исчез в снежном вихре. Больше его никто не видел.
Уилсон написал матери Отса, что он никогда не встречал человека такого мужества, какое проявил ее сын. Он умер, как солдат и как мужчина, без единой жалобы, сообщал Уилсон.
«Немного больше опыта — и их предприятие увенчалось бы успехом…»
Погода прояснилась, и это дало силы Скотту, Уилсону и Бауэрсу еще некоторое время бороться за жизнь. 21 марта, когда от «Одной тонны» их отделяло всего 11 миль, у них почти кончились продукты и топливо. Они разбили лагерь, и тут началась очередная буря, пришедшая с юго-запада. У Скотта была обморожена нога, и теперь сам командир стал тормозом для продвижения вперед. Уилсон и Бауэрс, сохранившие лучшую форму, приготовились идти к хранилищу сами и принести продукты и керосин. Но что-то остановило их. Неясно - что. Не меньше девяти дней лежали они рядом со Скоттом - каждый в своем спальном мешке, остатки продуктов и керосина безнадежно таяли, и жизнь медленно уходила из них.
Уилсон и Бауэрс написали несколько горьких писем личного характера. Скотт готовил свои прощальные послания загодя. Первое письмо датировано 16 марта и адресовано казначею экспедиции сэру Эдгару Спейеру. «Боюсь, что нам суждено погибнуть», - писал он.
Кроме того, Скотт обратился с посланием к общественности, в котором писал: «Причины бедствия заключаются не в промахах организационного характера, а в несчастливом стечении обстоятельств в условиях того риска, на который нам приходилось идти. Потеря пони… Погода… Мягкий снег на нижних участках ледника… Проблемы питания, одежды, хранилищ… Не думаю, чтобы человек когда-либо испытал то, что мы пережили за один месяц… Мы бы прошли через это… если бы не болезнь… капитана Отса и не исчезновение топлива в наших хранилищах, за которое я не могу нести ответственность».
Английская экспедиция, перезимовавшая в Кейп-Эвансе, была уверена, что отряд Скотта погиб. Поисковая партия вышла с базы 29 октября 1912 года, взяв курс на юг. Она состояла из 12 человек с собаками и семью гималайскими мулами, использовавшимися в королевской индийской армии. По мере возможности партия придерживалась старого маршрута.
В 6 часов утра примерно в 10 милях к югу от хранилища «Одна тонна», когда поисковая партия как раз собиралась разбить лагерь, люди увидели то, что приняли сначала за условный ориентир. На самом деле это оказалась палатка, занесенная снегом. Скотт, Уилсон и Бауэрс были так близки к спасению, что потрясенный этой мыслью Гран записал в своем дневнике: «Меня не покидает мысль, что мы могли бы спасти Скотта. Возможно, мы добились бы успеха, если бы Черри умел ориентироваться».
Смерть Скотта сделала его национальным героем, Англия с волнением перечитывала строки из его послания к общественности: «В нашем крушении определенно виновата плохая погода… Не думаю, чтобы когда-либо человек испытал то, что мы пережили за один месяц… Я не жалею об этом путешествии, в котором мы доказали, что англичане, как прежде, умеют терпеть лишения, помогать друг другу и мужественно встречать смерть».
Экспедиция Амундсена на Южный полюс была чем-то средним между искусством и спортом. Скотт рассматривал полюс как плацдарм для демонстрации героизма ради героизма. «Мужества, твердости, силы им было не занимать, - писал Амундсен. - Немного больше опыта - и их предприятие увенчалось бы успехом».
Роланд Хантфорд, «Обсервер», Лондон
Джеймс Кук был мореплавателем, который за свою недолгую жизнь сумел завоевать любовь друзей и уважение врагов. Исследователи-современники удивлялись его эффективности и продуктивности. Он совершил два кругосветных плавания, сумел дополнить мировые карты и исследовать южные острова Тихого океана и льды Арктики. Почти 150 лет прошло с тех пор, как его корабль «Индевор» (Endeavor, что в переводе означает «усилие») впервые причалил к восточному берегу Австралии. Ниже представлены 10 малоизвестных фактов о капитане Куке, который еще на заре своей карьеры пообещал заплыть «настолько далеко, насколько это возможно».
1. Кук пошел служить во флот сравнительно поздно
До того как уйти на флот, Кук работал на ферме в Йоркшире. В 17 лет он поступил на службу в торговую флотилию, на корабль братьев Уокеров. Он проплавал на различных кораблях компании почти 10 лет, неустанно изучая картографию, географию, математику и навигацию. Джеймс Кук отказался от места капитана торгового судна и вместо этого записался в Королевский Флот простым матросом. Куку было 26 лет. Командование почти сразу оценило талант и опыт нового рекрута и уже через два года Кук стал мастером, а еще через несколько лет получил в командование собственный корабль.
2. Он был умелым картографом
Во время Семилетней войны картографическая экспертиза Джеймса Кука помогла Британии одержать победу в битве за Квебек. В 1760 году на собственном корабле он исследовал остров Ньюфаундленд, находящийся у берегов Канады. Карта, которую создал Кук, была настолько точной, что использовалась вплоть до середины XX века. Навыки капитана Кука в мореплавании и навигации стали основным арсеналом его исследовательской деятельности. Ему позволили уйти в кругосветное путешествие на собственном корабле в большей степени потому, что он способен был, как никто другой, ориентироваться в незнакомых водах.
3. Первое кругосветное путешествие капитана Кука на самом деле было секретным заданием
Первая исследовательская экспедиция капитана Кука началась в августе 1768 года, Британское правительство поручило в его командование корабль «Индевор», который насчитывал около сотни экипажа. Официально путешествие имело научную цель - наблюдать прохождение Венеры по солнечной орбите, но на самом деле у капитана было дополнительное задание - осуществить поиски «Великого Южного континента». По предположениям, этот земной массив находился далеко на юге. Кук доплыл до 40-й параллели, но не обнаружил никакого намека на континент. Он проплыл вокруг Новой Зеландии, доказав, что на самом деле это два острова, которые не соединены между собой. Во время своего второго кругосветного путешествия, Кук продолжил поиски Южного континента. В 1770 году он подплыл невероятно близко к Антарктиде, но тяжелые льды заставили его повернуть обратно.
4. «Индевор» чуть не затонул на Большом Барьерном Рифе
После своего первого путешествия Кук решил плыть от Австралии на север. Поскольку он выбрал неизвестные воды, корабль плыл прямиком на кораллы Большого Барьерного Рифа. 11 июня 1770 года «Индевор» был пробит и стал наполняться водой. Его команда, испугавшись крушения, стала бороться с течью и даже выбрасывать в море тяжелые пушки и бочки. Команда более двадцати часов закрывала пробоину, после чего «Индевор» вернулся в Австралийскую гавань. Через 2 месяца ремонта корабль снова готов был отплыть от берегов.
5. Джеймс Кук использовал новые методы профилактики цинги
В XVIII веке любое долгое путешествие сопровождалось смертельной болезнью - цингой, однако Кук смог избежать ее появления на всех трех своих долгосрочных экспедициях. Капитан Кук старался приобрести свежую еду на каждой остановке. Кроме того, он заметил, что постоянное употребление в пищу богатой витаминами кислой капусты снижает риск заболевания. Во время подготовки к экспедициям, Кук запасался тоннами капусты. Единственной проблемой было заставить матросов есть это непривычное блюдо. Кук пошел на хитрость и попросил поваров ежедневно подавать к офицерскому столу кислую капусту. Матросы, увидев, что командование ест это блюдо, стали сами просить добавить его в свой рацион.
6. Даже враги Британии уважали капитана Кука
Несмотря на то что путешествия Кука проходили в то время, когда Британия воевала с несколькими государствами, в числе которых были Соединенные Штаты, Испания и Франция, его репутация - выдающегося мореплавателя и исследователя - позволяла ему плавать во вражеских водах в сравнительной безопасности. В июле 1772 года, во время второго кругосветного путешествия, испанская эскадра ненадолго задержала его корабли, но осознав, что их капитаном был Кук, они отпустили судна.
7. Капитан Кук занимался поисками северо-западного прохода
В 1776 году, в возрасте 47 лет, Кук отправился в свою третью исследовательскую экспедицию. В этот раз его целью было найти северо-западный проход, соединяющий Тихий и Атлантический океаны. Обогнув половину земного шара, корабли Кука направились к северным берегам Западной Канады и Аляски. Кук добрался почти до самого прохода, не доплыв всего 50 миль. Дальнейшие поиски были невозможны из-за быстро наступающего льда. Экстремальные условия, среди которых были сильные течения и множество тяжелых айсбергов, довели команду Кука до забастовки. Увидев настроение своих моряков, Кук вынужден был вернуться назад.
8. Гавайские туземцы приняли капитана Кука за бога
Во время третьего путешествия Джеймс Кук стал первым европейцем, ступившим на Гавайские острова. Невероятным совпадением оказалось то, что приход кораблей королевского флота на Гавайи совпал с ежегодным праздником в честь бога плодородия. Поскольку местное население никогда не видело белых людей или огромных кораблей, на которых они приплыли, Кук и его товарищи были приняты за богов, решивших спуститься и принять дары. Европейцы с жадностью набросились как на подарки, так и на еду, практически лишив туземцев съестных припасов. Их «божественная» жизнь закончилась, когда один из моряков умер от сердечного приступа. Туземцы увидели, что странные белые люди не бессмертны. С тех пор отношения между капитаном Куком и гавайскими племенами были сильно напряжены.
9. Капитан Джеймс Кук погиб страшной смертью
В 1779 году корабли капитана Кука были вынуждены остановиться на ремонт в бухте Гавайских островов. К тому времени местные жители стали относиться к приезжим европейцам очень враждебно. После того как аборигены украли баркас с одного из кораблей, капитан потерял самообладание и спустился на сушу с требованием вернуть собственность. Кук и небольшая группа вооруженных людей попытались взять в плен вождя, но местные жители подоспели на помощь. Пытаясь отогнать местное население от капитана и его людей, на борту кораблей стали палить из пушек, что еще больше напугало и разозлило туземцев. Кук бросился назад к шлюпкам, но не успел добежать до них. Туземцы забросали его камнями, а догнав, стали избивать тяжелыми деревянными дубинами. Вождь, которого капитан пытался взять в плен, ранил Кука ножом. После того как местное население осознало, что капитан погиб, они подготовили тело исследователя к погребению с почестями, достойными короля.
10. НАСА назвали свои шаттлы в честь кораблей капитана Кука
За свою жизнь Кук исследовал и нанес на карту невероятное количество территорий, больше чем какой-либо другой мореплаватель XVIII века. Его невероятные достижения поразили не только моряков, но и ученых и инженеров НАСА. Третий космический шаттл НАСА был назван в честь третьего корабля Кука «Дискавери». Последний их шаттл был назван «Индевор», в честь первого корабля капитана Кука, на котором он совершил первое путешествие вокруг света.
17 января 1773 экипаж капитана Джеймса Кука впервые в истории пересек Южный полярный круг. Его корабль Resolution стал первым судном, которое когда-либо достигало такой широты на Юге. Это было сделано во время второго кругосветного путешествия 1772-1775 годов.
Вторая экспедиция Кука началась в июле 1772 году. Именно тогда экипаж кораблей Resolution и Adventure отплыл из Англии в Антарктику в поисках Великого Южного континента. На борту кораблей было много , которые изучали южные широты.
- ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ:
Во время экспедиции капитана Кука и его команду ждало много разочарований и опасностей. О них Кук сообщает в бортовом журнале. А именно, 11 декабря 1772 экипаж корабля Resolution, увидев впереди что-то большое, неверно предположил, что впереди - Южный континент. На самом деле это был просто айсберг.
Уже к концу этого дня корабль оказался среди льдов. Именно в этих льдах и холодных туманах Джеймс Кук потерял из виду второй корабль Adventure под командованием Тобиаса Фюрно. Вот, что Кук написал в своем дневнике по этому поводу: "Здесь мы натолкнулись на лед, корабли разделились в густом тумане"
В мае 1773 г. году они встретились, как было условлено, в заливе Шарлотты в Тихом океане у Новой Зеландии, откуда снова отправились на запад.
Джеймс Кук в январе 1774 записал в дневнике: "В 4 часа утра на юге заметили ослепительно белую полосу предвестник близких ледяных полей. Вскоре с грот-мачты увидели сплошной ледяной барьер, простиравшийся с востока на запад на необозримом пространстве".
Когда Кук увидел укрытую льдом землю Антарктиды, то решил, что это просто ледяной барьер. Поэтому не воспринял его за континентальный берег, а решил, что на в Тихом океане на юге Большой Земли вовсе не существует.
Вторая попытка найти Южный материк все-таки принесла и положительные результаты. Именно за это время Кук открыл и нанес на карту такие острова как Новая Каледония, Южные Сандвичевы острова Южная Джорджия на юге Атлантического океана.
Достижением Кука остается открытие Австралии, неизвестного материка, куда до этого не ступала нога европейца. Всего Кук совершил три кругосветных путешествия.
1779 году Кука убили аборигены на островах Гаити. Сначала приняли Кука за некое божество и начали ему поклоняться. Однако, это не помешало им украсть с корабля Кука некоторые вещи. Тогда капитан разозлился и взял в заложники местного короля. Потом островитяне взяли Кука в плен. В конце февраля 1779 его убили. Впоследствии команде предоставили голову погибшего. У Кука была отрублена нижняя челюсть. Части тела раздали шаманам. По местным законам, так племя действовало с сильнейшими воинами и соперниками.
