Прогуливаясь по Ливадии, вышел на Царскую тропу и, даже не подозревая об этом, повторил путь Ники и Алекс в далёком 1894 году, когда они ходили на обедню в храм в Нижней Ореанде Любовь последнего российского императора . Затем уже как император и императрица они частенько здесь прогуливались.
Единственное различие - они в 1894 году целенаправленно шли в церковь, а я прошел было мимо Нижней Ореанды, но, увидев храм, повернул назад и затем по закоулкам, то по дороге, то по замаскированным лестницам, добрался до церкви Покрова Пресвятой Богородицы.Хотя церковь Покрова Пресвятой Богородицы построена только в 1885 году, но имеет занимательную предысторию.
Непонятная была политика российских императоров по отношению к христианам Крыма. Греков, испокон века проживавших в Крыме и переживших многих завоевателей, вместе с другими христианами вывели из Крыма в 1778 году и поселили в Приазовье. Вместе с греками в числе переселенцев были армяне, грузины, болгары и валахи. Всего было депортировано 31386 христиан. Я, будучи на Родосе, познакомился с одним таким давним потомком этих греков, жившего в Мариуполе.
Когда в 1783 году Крым присоединили к России, греков из Приазовья возвращать не стали. При этом русское правительство было заинтересовано в полном заселении и хозяйственном освоении новых территорий. Вместо христиан, ранее живших в Крыму, начали поощрять и призывать к переселению греков из континентальной Греции и островов Архипелага. Да и не только греков, бывших православными, но даже католиков и протестантов из различных стран Европы. До сих пор в Крыму встречаются протестантские и католические храмы.
Из переселенных греков в 1789 году был сформирован Балаклавский пехотный батальон,который охранял побережье от Севастополя до Феодосии. В 1809-1831 годах его командиром был Феодосий Дмитриевич Ревелиотис, деятель греческого национально-освободительного движения против турецкого ига, ставший генералом российской армии. Полк охранял Южное побережье Крыма. Предприимчивый грек, видимо был потомком хитроумного Одиссея, скупил множество земель в районе Мухалатки, Кукук-Коя, Кекенеиза, Симеиза, Алупки, Ореанды, Ливадии. Ф.Д. Ревелиотис стал продавать свои земли только тогда, когда, в связи с предстоящим строительством дороги Симферополь - Ялта - Севастополь цены на них резко поднялись.
Представители дворянской элиты Российской империи стали интересоваться землями Южного берега Крыма. Нижнюю Ореанду купил у Ревелиотиса 29 октября 1823 года граф Александр Григорьевич Кушелёв-Безбородко (1800 - 1855).
В октябре 1825 года по приглашению Новороссийского генерал-губернатора графа М.С. Воронцова в имении Воронцова в Алупке побывал император Александр Первый. Во время этого визита российский самодержец побывал в Ореанде и даже переночевал там в татарском домике. Склонный к мистицизму император хотел построить в этих диких и живописных местах домик для уединения. Граф Кушелев-Безбородко пообещал передать Ореанду императору Александру Первому. Но документально сделку пришлось оформлять уже Николаю Первому из-за смерти своего брата Александра. Произошло сие событие 26 апреля 1826 года. Так появилось первое императорское имение на Южном берегу Крыма, только оно не интересовало Николая Первого, в течение 10 лет император там не бывал, надзор за Ореандой осуществлял граф М.С.Воронцов. Но когда Николай Первый надумал подарить имение своей супруге императрице Александре Федоровне, то приехал в Нижнюю Ореанду вместе с семьей и многочисленной свитой в 1837 году.В центре венценосная чета: Александра Федоровна (1798 -1860) и Николай Первый (1796 -1855). Обрамляют фотографию родителей дети: Александр (1818-1881) , Мария (1819-1876), Ольга (1822-1892), Александра(1825 -1844), Константин(1827-1892) , Николай(1831-1891), Михаил(1832-1909).
Александра Фёдоровна (урождённая принцесса Фридерика Луиза Шарлотта Вильгельмина Прусская) была дочерью прусского короля Фридриха Вильгельма III. Поэтому к подарку отнеслась ответственно, решив построить дворец для проживания. Проект дворца она заказала Карлу Фридриху Шинкелю (1781 - 1841), немецкому архитектору, построившему множество прекрасных зданий в Пруссии. Проект очень понравился, но подсчитав предполагаемые затраты на строительство, вежливо с ним распрощались, на прощание щедро одарив. Не откладывая дела в долгий ящик был заказан проект другому архитектору, на это раз из Санкт-Петербурга, Андрею Ивановичу Штакеншнейдер (1802 - 1865). Этот проект был утверждён Николаем Вторым в 1842 году и началось строительство, продлившееся в течение 10 лет. Надзирающими архитекторами были Людвиг Валентинович Камбиаджио (1810-1870) и уже знакомы нам Эшлиман Карл Иванович (1808-1893) . А каменными работами заведовал англичанин Вильям Гунт, до этого участвовавший в строительстве Воронцовского дворца в Алупке.
В 1852 года царская семья посетила Ореанду, в которой возвышался красавец дворец.
Это был последний визит в имение для Николая Первого и Александры Федоровны. Перед смертью вдовствующая императрица завещала имение не своему старшему сыну императору Александру Второму, а второму сыну - Великому князю Константину Николаевичу. В Ореанде Великий князь бывал редко, наездами, но своим имением гордился. Когда он путешествовал инкогнито, скрывая свою принадлежность к императорской фамилии, то представлялся как Константин Николаевич фон Ореандский, крымский помещик.Но семья его регулярно бывала в крымском имении, здесь часто отдыхала жена Константина Николаевича Великая княгиня Александра Иосифовна, урождённая Александра Саксен-Альтенбургская (1830- 1911), с детьми, коих у них было шестеро: четыре мальчика и две девочки, одна из девочек Ольга Константиновна станет греческой королевой. Разница в возрасте между старшим и младшим ребенком была 12 лет.
Вместе с семьей Константина Николаевича приезжали на отдых его младшие братья Великие князья Николай Николаевич и Михаил Николаевич.Интересно, что в имение пускались желающие. Так в 1867 году здесь побывал знаменитый американский писатель Марк Твен (1835–1910). В своей книге "Простаки за границей" он вострогается имением: "Здесь прелестно. Красивый дворец со всех сторон обступают могучие деревья старого парка, раскинувшегося среди живописных утесов и холмов...Дворец построен в стиле лучших образцов греческой архитектуры, великолепная колоннада охватывает внутренний двор,обсаженный редкостными благоухающими цветами, а посреди бьет фонтан – он освежает жаркий летний воздух."
Когда 7 августа 1881 года начался пожар, то Великий князь был в имении. Пожар продолжался ночью и утром следующего дня. Большую часть мебели удалось спасти, включая любимый князем рояль. Дворец было решено не восстанавливать, частично он развалины были разобраны и можно было подумать, что это античные развалины, сохранившиеся от древних греков.
На новом месте. в дубах, князь решил построить храм в память о своей матери. Выбранный стиль он охарактеризовал как грузино-византийский, а проект заказал Алексею Андреевичу Авдееву (1819–1885), который реализовал много проектов на Юге России, в том числе и в Крыму. Одним из самых известных проектов является Владимирский собор в Севастополе. Скорректировал и окончательно завершил проект храма для Ореанды после смерти Авдеева бывший вице-президент Императорской Академии художеств, знаток византийского искусства и церковной живописи князь Григорий Григорьевич Гагарин(1810–1893).
Сначала Константин Николаевич хотел освятить храм в честь Пресвятой Троицы, но потом переменил своё решение и храм посвящен Покрову Пресвятой Богородицы.
По распоряжению Константина Николаевича начиная со 2 мая 1885 ялтинским фотографом Федором Павловичем Орловым периодически велась фотосъемка стройки. Ф.П.Орлов (1844 г. – умер после 1906 г.), купец II гильдии. Серьезно увлекался фотоделом, часто выполнял заказы царской семьи по созданию альбомов с видами Крыма. Благодаря ему мы может видеть как возводился храм.
Коллаж "Строительство храма в Нижней Ореанде" (Фотографии Ф.П. Орлова) В центре: построенный храм (1886 год) По краям этапы строительства: 1).Апрель 1885 г. Фундамент храма; 2).Апрель 1885 г. Сооружение стен храма; 3).Июнь 1885 г. Возведение арок и сводов храма; 4).19 августа 1885 г. Воздвижение креста на купол храма; 5).Сентябрь 1885 г. Внешняя отделка купола храма.
Сейчас возле храма имеется звонница, появившаяся в 2001 году,
а когда был построен храм, то пять колоколов располагались на дубе, который сохранился до сих пор. Часть его кроны видно на фотографии слева.Мозаика в храме сделана венецианцем Антонио Сальвиати (1816 - 1890).
Правда часть её была уничтожена в советское время. Мозаичные иконы его работы имеются не только внутри, но и снаружи. Образ Спасителя установлен над центральными западными дверями, под коньком крыши помещено поясное изображение образа Покрова Пресвятой Богородицы.Очень красив алтарь церкви,
а за ним находится многофигурная композиция "Покров Пресвятой Богородицы", сохранившаяся с 1886 года.В храме можно фотографировать, особенно если Вы небольшое пожертвование совершите. Храм напоминает собой крест, вписанный в прямоугольник.
После смерти Константина Николаевича храм содержали его сыновья – Великие князья Константин Константинович(1858 -1915) , генерал, президент Российской Академии наук и поэт, известный под псевдонимом К.Р., и Дмитрий Константинович(1860 -1919) , командир
лейб-гвардии Конно-гренадерского полка.
Сбоку от церкви стоит бюст Иоанну Кронштадскому.
Он установлен в честь того, что осенью 1894 года в Покровской церкви несколько раз служил святой праведный Иоанн Кронштадтский, приехавший к смертельно больному императору Александру III.В 1924 году храм был закрыт, в 1926 году был передан санаторию и в храм стали водить экскурсии. В 1927 году после крымского землетрясения, в стенах здания появились трещины и его хотели снести, но что-то не сложилось. До окончания Великой Отечественной войны храм стоял закрытым, затем в нём появились появились мастерские, сменившиеся складами. В церковном дворе разместилась автобаза, существующая до сих пор, только железным забором отгородились друг от друга автобаза и храм. В шестидесятые годы прошлого века опять хотели храм снести и опять храм миновала чаша сия. В 1992 году церковь передали верующим,
настоятелем храма был назначен протоиерей Николай Доненко.Здесь любил бывать А.П.Чехов. Герои его рассказа "Дама с собачкой" доктор Гуров и Анна Сергеевна "В Ореанде сидели на скамье, недалеко от церкви, смотрели вниз на море и молчали. Ялта была едва видна сквозь утренний туман, на вершинах гор неподвижно стояли белые облака. Листва не шевелилась на деревьях, кричали цикады, и однообразный, глухой шум моря, доносившийся снизу, говорил о покое, о вечном сне, какой ожидает нас. Так шумело внизу, когда еще тут не было ни Ялты, ни Ореанды, теперь шумит и будет шуметь так же равнодушно и глухо, когда нас не будет. И в этом постоянстве, в полном равнодушии к жизни и смерти каждого из нас кроется, быть может, залог нашего вечного спасения, непрерывного движения жизни на земле, непрерывного совершенств."
Побывал и я на месте, где сидели герои рассказа. Встретил парочку из нашего времени, сидевших на скамейках, смотрящих на море и пьющих коньяк. Поэтому от фотографирования скамеек пришлось отказаться, дабы не смущать отдыхающую парочку. А вот вид от Ореанды сфотографировал.
❤ начал продавать авиа авиа-билеты! 🤷
Пешком или верхом, они постоянно совершали по ней прогулки, встречались друг с другом, заходили в гости, так как от дорожки были удобные спуски к имениям «Чаир», «Дюльбер», «Харакс», «Кичкинэ». И на этой тропе император Николай II в. 1909 году дважды самолично испытывал солдатское походное снаряжение весом более двух пудов…
В «советские» времена Солнечная тропа была очень популярна среди гостей курорта. По ней проходили маршруты терренкура (лечебной ходьбы) практически всех санаториев, расположенных вдоль нее. Существовал даже пешеходный экскурсионный маршрут. Естественно, за ее состоянием постоянно следили. В наше время покрытие местами разрушилось, вдоль тропы почти не осталось скамеек в местах отдыха, кроме того, в нескольких местах выросли заборы частных домовладений. Но свежий воздух и замечательные виды на море и горы остались, и прогулки по Солнечной тропе по-прежнему популярны…
Вскоре тропа покидает пределы Ливадии и приводит нас на территорию Ореанды.
В 1825 году Ореанду купил император Александр I, ставший, таким образом, первым из династии Романовых владельцем имения на Южном берегу Крыма. Александр дважды (в 1818 и 1825 годах) совершал кратковременные поездки по Крыму, каждый раз оставаясь в восторге от Южнобережья.
Именно там он нашел тот уголок, о котором мечтал все последние годы и где желал бы навсегда поселиться: «Я скоро переселюсь в Крым, я буду жить частным человеком. Я отслужил 25 лет, и солдату в этот срок дают отставку», — говорил он.
Однако мечте об уединенной жизни в Ореанде не суждено было осуществиться. 27 октября 1825 года император отправился осмотреть Георгиевский монастырь. День, сначала теплый, сменился холодным, туманным и сырым вечером. Император выехал в одном мундире и сильно простудился. 19 ноября Александр I скончался в Таганроге. Вскоре скончалась его супруга, императрица Елизавета Алексеевна, и имение перешло к брату Александра — Николаю.
Впервые император Николай I и императрица Александра Федоровна увидели свое южнобережное имение 17 сентября 1837 года.
Для истории Ялты эта дата стал знаменательной — именно 17 сентября, после церемонии освящения церкви Иоанна Златоуста, построенной по проекту архитектора Торичелли, император повелел предоставить деревушке Ялта статус уездного города…
Александра Федоровна была в восторге от Ореанды, и Николай сразу же принял решение подарить это имение своей супруге и построить здесь для нее дворец.
Проект был заказан знаменитому архитектору К. Ф. Шинкелю. В 1840 году проект великолепного дворца в стиле «неогрек» был готов и вызвал восхищение царской семьи, но после обсуждения от его осуществления отказались из-за огромной (более 1 млн рублей серебром) стоимости строительства. Переработку проекта поручили любимцу Николая I, известному петербургскому архитектору А. И. Штакеншнейдеру, который учел пожелание императрицы иметь небольшую уютную виллу. Оставив стиль, предложенный его предшественником, он почти в 4 раза сократил площадь постройки. В 1842 году новый проект был утвержден. Возведение дворца растянулось на 10 лет, но, наконец, осенью 1852 года дворец был готов.
Имение Ореанда было приобретено для Романовых еще по желанию Александра I, который в первый раз был на южном берегу Крыма еще в 1818 г., а затем вторично в сентябре 1825 г. в сопровождении тогдашнего новороссийского и бессарабского генерал-губернатора М. С. Воронцова проехал по южному берегу Крыма. Последовавшие за этим события-неожиданная смерть Александра I в Таганроге в ноябре того же года и связанный с восстанием декабристов приход к власти Николая I-надолго отодвинули у Романовых интерес к Ореанде на последний план. Только осенью 1837 г. Николай I и его жена Александра Федоровна побывали на южном берегу Крыма, куда их пригласил в числе многих знатных гостей упомянутый выше Воронцов на открытие Алупкинского дворца . Красоты южного берега Крыма и романтика дивного Алупкинского замка произвели особенное впечатление на Александру Федоровну, и Николай I особым указом, подписанным в Ореанде 17 сентября 1837 г., дарит своей жене это имение, которое с тех пор стало именоваться имением „ее величества". Тогда же у Романовых возникло решение построить в Ореанде дворец. Первоначальный проект дворца был составлен известным берлинским профессором Шинкелем, но от этого проекта Романовы отказались в целях экономии и удовольствовались проектом петербургского профессора Штакеншнейдера, соорудившего много построек в Петербурге при Николае I, с таким расчетом. чтобы постройка дворца обошлась никак не дороже 400.000 рублей серебром. Штакеншнейдер, связанный службой и работами в Петербурге, не мог взять на себя производство работ; он оставил за собой лишь общее руководство работами, для чего приезжал несколько раз на южный берег Крыма, а непосредственное строительство было поручено Гунту. В этом видно было сильное влияние М. С. Воронцова, для которого Гунт только что построил Алупкин- ский дворец. Дело в том, что удельные традиции московских царей до некоторой степени сказывались и при Николае I: он никак не хотел отличать своих личных дел от государственных. Ему казалось вполне естественным, чтобы генерал-губернатор ведал не только государственными учреждениями, но и его имением, в последнем случае (ввиду нахождения имения в Крыму) через посредство таврического губернатора. Последний сам, или через своего чиновника особых поручений, ревизовал денежную отчетность имения, делал мелкие распоряжения, назначал мелких служащих рангом не выше садовника, а садовника, винодела и управляющего назначал и увольнял... новороссийский генерал-губернатор. Но так как, начиная с 1837 года, у Романовых интерес к Ореанде сильно возрос, то со второй половины 40-х годов непосредственное управление имением постепенно переходит к „собственной ее величества канцелярии" (позднее „собственной его величества конторе"). Назначение второго архитектора итальянца Камбиоджио состоялось тоже, вероятно, не без участия Воронцова, так как до назначения в Ореанду Камбиоджио был архитектором в Одесском строительном комитете.
Работы по постройке дворца начались с весны 1843 года. В числе первых работ была устроена „ротонда" (беседка- колоннада на скале над дворцом) по личному распоряжению Воронцова, которая обошлась в 1.130 рублей серебром. Ссылка на распоряжение Воронцова показывает, что Воронцов, как признанный авторитет по созданию, если можно так выразиться, „романтического антуража", имел полномочия от Романовых вмешиваться, если он находил нужным, в ход и направление работ. Недаром в ходе постройки дворца из Петербурга шли характерные указания: такую-то деталь сделайте так, как она сделана в Алупке. Несомненное подражание и парку особенно сказывается в устройстве прудов, террасы с лестницей перед дворцом и подземного хода, соединяющего кухню со дворцом. Недолго Гунт поработал в Ореанде самостоятельно. В декабре 1843 г. прибыл в Ореан ду из Одессы архитектор Камбиоджио, относительно которого комитет постройки Ореандского дворца получил предписание из Петербурга: „при производстве всех архитектурных работ комитет должен обращать особенное внимание на мнение и указания Камбиоджио в том уважении, что подробно узнал желание ее величества и получил от главного архитектора наставления". Естественно, что в связи с этим установился иерархический порядок, неблагоприятный для Гунта: Штакеншнейдер именовался и подписывался главным архитектором, Камбиоджио-архитектором и Гунт-строителем. Вся черновая работа по постройке по- прежнему ложилась на Гунта, но на всякую серьезную меру он должен был испрашивать согласия Камбиоджио, который являлся истолкователем планов Штакеншнейдера и пожеланий царицы. Легко себе представить, что этим работа только усложнялась и тормозилась. Для распланировки местности, где предполагалось строить дворец, нужно было срыть два кургана. И вот относительно кургана, расположенного с восточной стороны, Камбиоджио заявил, что снимать его нельзя, согласно желанию царицы. Напрасно Гунт апеллировал в комитет, к Воронцову и самому Камбиоджио, ссылаясь на необходимость этой работы для выполнения плана Штакеншнейдера. На деловой вопрос строителя Камбиоджио отвечал не по-деловому. В пространном ответе на имя комитета Комбиоджио прямо упивался подробностями данной ему „высочайшей аудиенции": как 8-го июля 1843 г. он был принят в Петергофе Александрой Феодоровной, которая, несмотря на возражения присутствовавшего на приеме М. С. Воронцова, категорически запретила снимать курган без ее разрешения. Не забудьте, читатель, что эти два спеца, которые вели между собою оживленную переписку, жили бок-о-бок
в Ореанде и по нескольку раз на день встречались на постройке. Между ними уже началась борьба, и оба конкурента спешили запастись уличающим противника письменным материалом: канцелярское крючкотворство-один из характернейших моментов всей бюрократической системы Николая I. В области придворных интриг и связи несомненно оказался сильнее хитрый пролаза Камбиоджио. Англичанин Гунт с англо-саксонской выдержкой и хладнокровием решил дать ему генеральный бой на тех позициях, где он чувствовал себя тверже и увереннее,-чисто деловых. Подбирая факты и фиксируя их в рапортах строительному комитету и самому Камбиоджио, Гунт неуклонно шел к цели. В марте месяце 1844 г. Гунт поставил Камбиоджио ехидный вопрос, на который нельзя было дать удовлетворительного ответа: „так как все планы Штакеншнейдера часто вами меняются, прошу известить, чьих планов я должен придерживаться- Штакеншнейдера или ваших. Если ваших, то прошу давать мне необходимые планы, дабы я мог вернее размечать работы и чтобы остановок в работе не было, а также приготовить точную меру вышины и ширины дверей и окон". Ответить на этот вопрос утвердительно в том смысле, что планы Штакеншнейдера отменяются, значило для Камбиоджио признаться в превышении данных ему полномочии; при отрицательном ответе, единственно возможном, Камбиоджио должен был собственноручно расписаться в том, что он допустил ошибки и нарушил планы Штакеншнейдера. А ошибки действительно оказались и были точно зафиксированы Гун- том. Последний, с большим трудом добившись от Камбиоджио предъявления подлинных шаблонов Штакеншнейдера, констатировал невероятную вещь: архитрав окон и дверей, предполагаемый для верхнего этажа, был Камбиоджио употреблен для нижнего этажа. Частично возможны были переделки, но в общем ошибка была непоправима. Камбиоджио ничего не оставалось, как подать рапорт об отставке по болезни. Предоставим еще слово Гунту, который с удовольствием живописует унижение своего противника: „получив бумагу о принятии планов и всех дел от Камбиоджио, я отправился к нему (поименованы свидетели)... в половине шестого часа, но, увидевши нас, он притворился сумасшед-
шим и в течение получаса времени, что мы там пробыли, показывал вид, что ничего не понимает... не добившись никакого толку, мы вернулись". Не прошло и года со времени
„высочайшей аудиенции", как ставленник царицы, типичный
иностранец-авантюрист, должен был сам объявить себя сумасшедшим, чтобы спастись от суда. Так как допущенные Камбиоджио столь важные упущения в постройке дворца можно было объяснить либо его совершенным нерадением и невежеством, либо сознательным вредительством, то неразборчивый в средствах пройдоха нашел третий выход- притвориться сумасшедшим (если верить рапорту Гунта). Официальное донесение строительного комитета, посланное в Петербург с эстафетой, также подтверждает версию Гунта. Интересно, как реагировали на донесение о происшедшем Воронцов и Александра Федоровна. Первый немедленно распорядился приостановить выдачу жалованья Камбиоджио- это равносильно увольнению; через месяц после фактического увольнения приходит из Петербурга распоряжение „касательно увольнения Камбиоджио ожидать особого высочайшего разрешения". У него, очевидно, есть еще „рука" в Петербурге, он скоро „выздоравливает" и снова начинает интриги. Но он уже сыграл свою роль в постройке Ореанд- ского дворца и дальнейшая его судьба нас больше не инте- ресует. Можно еще отметить, что ошибку, допущенную Камбиоджио, в Петербурге пытаются перенести, так сказать, с больной головы на здоровую и сообщают, что Александра Федоровна „с неудовольствием приняла донесение о беспорядках, допущенных комитетом (?!) при строении дворца и об уклонении от высочайше утвержденных детальных чертежей и шаблонов".
Положение Гунта упрочилось. Сам Штакеншнейдер „присоединился" к мнению Гунта и разрешил переделку дверных и оконных наличников и произвести по чертежам Гунта. Второй курган, так беспокоивший Гунта, был срыт по собственноручной записке М. С. Воронцова, датированной „Алубка 19 декабря 1844 г.": „принимаю сию работу на свою ответственность, не ожидая разрешения из С.-Петербурга". Архитектору-строителю (так уже именуют Гунта) назначено содержание в 2.357 руб. 15 коп. в год серебром, позднее увеличенное до 2.571 р. 43 к. серебром (или 9.000 ассигнациями) при казенной квартире с отоплением; с ним был подписан договор, который гарантировал ему выплату жалованья за несколько месяцев вперед в случае увольнения без предупреждения.
Договор, как сейчас увидим, оказался нелишним, хотя как раз в пункте, наиболее интересном для Гунта, он не был выполнен. В комиссию по постройке Ореандского дворца входил ялтинский городской архитектор Эшлиман. Теперь в наш рассказ о специалистах-строителях дворца входит новое действующее лицо, тоже иностранец, для полноты коллекции-швейцарец. Эшлиману принадлежит несколько построек на южном берегу: церковь в Кореизе, капелла Нарышкиных в Мисхоре (недавно разобранная) и дворец „Софиевка" Нарышкиных (позднее „Мисхор" Долгоруких), в котором теперь помещается отделение санатории „Коммунары". Эшлиману было поручено производство построек второстепенного значения в Ореанде. В этом отношении Эшлиман несомненно зависел от Гунта, как главного производителя работ, но по должности члена Строит, комитета он уже был как бы непосредственным начальником Гунта. Такая двойственность в положении Эшлимана не сулила ничего хорошего Гунту, который скоро в Эшлимане нашел своего соперника и заместителя. Гунт перестал встречать со стороны комитета поддержку в своем трудном положении: всякое замедление в производстве работ ставилось ему на вид, между тем причины задержек часто заключались в несвоевременном получении чертежей или в непригодности их. Особенно волновали Гунта неправильные чертежи, по которым нельзя было производить работ, а изменить их он не имел полномочий. Связанный по рукам бюрократическими порядками, энергичный прораб не хотел плыть по течению и добился разрешения в экстренных случаях, во избежание волокиты и задержки, исправлять чертежи на месте, не отсылая их в Петербург. Приэтом было задето самолюбие Штакеншнейдера, так как в своих рапортах Гунт указывал, что если сделать окна в бельэтаже по чертежу Штакеншнейдера, то они не будут отворяться ни внутрь, ни наружу. Аналогичных несуразностей Гунт вскрыл не мало; то, что казалось красивым в петербургских канцеляриях, иногда оказывалось смешным и нелепым для строителя-практика. От Штакеншнейдера потребовали в Петербурге объяснения по поводу.допущенных ошибок и просчетов, Опытный службист Штакеншней дер, считая, что нападение является лучшей формой защиты, не оправдываясь в мелочах, перешел к критике работ Гунта: „в сделанных окнах средники и горбыли сделаны широко и аляповаты, отчего в комнатах не может быть достаточно света, и сверх того они имеют дурной вид... можно оставить, раз сделано, однако, нижние бруски переменить" и т. д. Вот как можно повернуть дело! Честный и знающий специалист не считался с „политикой" и нажил себе в Петербурге врага, несправедливого и придирчивого критика. Медленный темп работ, который зависел от бюрократических порядков и от отсутствия рабочей силы (см. об этом ниже), в Петербурге, под влиянием Штакеншнейдера, стали ставить в вину Гунту. Последний не мог снискать себе симпатий и вследствие проявленной им англо-саксонской меркантильности, которая показалась настоящей алчностью. Получив свое жалованье с большим опозданием, Гунт стал требовать уплаты процентов за просроченное время в сумме 478 руб. 93 к., и с таким рапортом обратился к министру двора. То, что казалось вполне естественным англичанину, в Петербурге сочли неслыханной дерзостью. С трудом сдерживая свое неудовольствие, из Петербурга поучали: „нет законного положения выдавать проценты на заслуженное жалованье... но по совершенном окончании построек труды Гунта могут быть вознаграждены по усмотрению начальства". Песенка Гунта была спета. Так как главные работы по постройке уже заканчивались, то можно было съэкономить на замене Гунта более дешевым работником. Мотивировка увольнения все же примечательна: „назначенный строителем архитектор Гунт, желая производить работы произвольно, оспаривает распоряжения строительной комиссии и не обращает на них ни малейшего внимания. А как Гунт, действуя подобным образом, весьма легко может изменить высочайше утвержденные планы и кроме того замедлить окончание зданий к сроку, то по докладу ее величество изволила 19-го августа освободить Гунта... и назначить Эшлимана с жалованьем в 800 рублей в год, плюс 200 руб. его помощнику". Натянутость и фальшивость мотивировки очевидна. Даже строительная комиссия, которая по существу была виновницей увольнения Гунта, устыдилась и робко заявила, что несообразные дей- ствия Гунта при производстве работ происходили: во-первых, от незнания русского языка, отчего он не вполне понимал получаемые от комиссии предписания, во-вторых, от непривычки к срочным работам, однако же никаких важных упущений или изменений против утвержденных планов не было. Для полноты картины следует добавить, что Гунта при расчете обсчитали: его вызвали в контору 15 сентября, объявили об увольнении и предложили получить жалованье „по сие число". Гунт протестовал (прямое нарушение договора), однако, позднее должен был взять то, что ему предлагали. Вопреки договору, не оплатили и предъявленных Гунтом счетов на приобретение чертежных принадлежностей на том основании, что Гунт или должен вернуть чертежную бумагу, если она осталась неиспользованной, или, если она использована, сдать сделанные на этой бумаге чертежи и планы. Как отметил Эшлиман, Гунт не захотел сдать ни одного своего чертежа или плана. Так поступили с крупным специалистом, который не хотел унижаться и лакействовать. Конечно, это не случайность, это лучшая иллюстрация того, что режим Николая 1 давил и угнетал все лучшее и способное и, наоборот, наиболее благоприятствовал льстецам, ничтожествам, „кувшинным рылам" и тому подобным личностям, которые в литературе так прекрасно изображены Гоголем. В свое время я поставил точку на карьере Камбиоджио, показавшего свою никчемность на постройке Ореанд- ского дворца. Но я думаю, что вы будете удивлены, если узнаете, что немедленно „по выздоровлении" Камбиоджио (в августе 1844 года) получил место казенного архитектора в Одесском строительном комитете.
Построенное Эшлиманом сводчатое покрытие в кухне обрушилось, и Эшлиман, чтобы снять с себя упрек, стал утверждать, что вообще такое покрытие построить невозможно. Штакеншнейдер должен был взять на себя обязанность обучать Эшлимана строительному искусству. Если бы, писал он в Ореанду, Эшлиман умел показать как правильно обтесать камни, установить как следует кружалы и сделал бы, где потребовалось, люнеты, то свод никогда бы не мог обрушиться. Эшлиман может изучать свод в библиотеке в Алупке, устроенный очень хорошо строителем Гунтом, который устроил в подвалах дворца подобные своды из таких же материалов очень искусно. Имя Гунта упоминается только с похвальной аттестацией. Сказанное выше не помешало Эшлиману по окончании постройки дворца получить более щедрую награду по сравнению с Гунтом. И награды очень типичны для времен Николая I: они давались не по заслугам, а по чинам и по положению. Самую щедрую награду (золотую табакерку, усыпанную бриллиантами) получил приезжавший время от времени из Симферополя в Ореанду по делам председатель строительного комитета- губернский предводитель дворянства Олив. А Гунт получил награду, одинаковую с подрядчиком-золотую медаль с надписью „за усердие", с той только разницей, что с подрядчика взыскали приэтом стоимость медали (30 руб.), а Гунту дали ее бесплатно (иначе бы он ее и не взял).
Таковы были архитекторы на постройке Ореандского дворца. Что касается среднего технического персонала, то он, можно сказать, блистал своим отсутствием. Потому и ценились строители практики в роде Гунта, что они не только ведали архитектурно-инженерную часть, но и вели чисто технически-инструкторскую работу на постройке. Только Эшлиман, работавший по совместительству, получил помощника-„прапорщика" Сергеева, который был при Эшлимане на положении техника. Но для полноты картины нужно сказать, что все плотничьи и столярные работы при постройке дворца были, как выражаются архивные документы, „произведены под управлением анпийско-подданного Виль- ямса", который перед тем такими же работами руководил при постройке Алупкинского дворца Воронцова. Работами по мрамору руководили приглашенные итальянцы. Прежде чем перейти ко второй и наиболее интересной части моего сообщения-о рабочих на постройке Ореандского дворца, еще два слова тоже о специалистах, но не строителях, а садовниках. Из Петербурга не раз сообщали в Ореанду о личном желании Александры Федоровны, чтобы в Ореанде были разведены древесные и цветочные школы по образцу тех, которые имелись в Ливадийском имении Потоцкого и в Алупкинском Воронцова. О ходе древесных насаждений, происходивших при консультации и содействии специалистов Никитского сада, Алупкинского и Ливадийского имений, Ореанда точно информировала Петербург, который живо интересовался этими вопросами и нервно реагировал на всякие упущения в этой области. Гибель в Ореандской оранжерее померанцевых и лимонных деревьев, привезенных при содействии Потоцкого из Италии, вызвала немедленно увольнение иностранца садовника.
Для производства работ на постройке Ореандского дворца требовалось большое количество рабочих, которых нанимал подрядчик купец Полуектов, главным образом, из числа крестьян-крепостных и казенных. В то время крестьяне получали разрешение от помещиков и волостного правления итти на отхожие промыслы под условием ежегодной уплаты оброка и податей. Паспорт выдавался им сроком только на один год, и неуплата крестьянином следуемых с него платежей вскоре делала его беспаспортным со всеми вытекающими из этого последствиями, т. е. арестом и высылкой по этапу на место жительства-в распоряжение помещика или волостного правления. Вот почему подрядчик, заинтересованный в непрерывном производстве работ, следил, чтобы нанятый им крестьянин во-время высылал деньги в деревню, и нередко удерживал часть зарплаты для непосредственной отсылки денег помещику или в волостное: правление. Этим в сущности и ограничивались заботы подрядчика о рабочих. Конечно, рабочих кормили и давали им помещение. Но надо сказать, что условия, в которых находились рабочие, были безусловно тяжелые. Чем иначе можно было бы объяснить сильное распространение заболеваний среди рабочих?
Ялтинский уездный врач Зеленкевич признал у больных обыкновенную простудную лихорадку (febris catarralisi) и нашел, что эпидемия началась от непривычки к здешнему климату, от пренебрежения диэтой, от обманчивости и непостоянства погоды и от большого скопления людей в одном месте. Зеленкевич хотел завуалировать, прикрыть истинное положение вещей, но правда бьет в глаза: Зеленкевичу пришлось сослаться на ужасные жилищные условия, а упоминание о диэте заставляет нас думать просто-напросто о плохом питании рабочих. В конце рапорта Зеленкевич глухо говорит: кроме лихорадки были и другие болезни, зависящие, собственно, от качества работ.
Больных было много не только в 1850 г., но и в пред-шествовавшие годы. Если Полуектов в 1850 г. стал ссылаться на эпидемические заболевания среди рабочих, то это потому, что работы шли медленным темпом и подрядчику нужно было чем-нибудь оправдаться. Понукаемый админи страцией, Полуектов отправился на поиски рабочих и скоро сообщил строительному комитету, что наем рабочих в Одессе, Херсоне, Симферополе и Севастополе совершенно невозможен и что даже тамошние подрядчики за плату вдвое против прежнего едва имеют треть необходимого количества. Пришлось район поисков рабочих расширить; подрядчик послал своего доверенного в губернии Владимирскую, Смоленскую и Киевскую с поручением нанять 60 каменотесов, 100 каменщиков, 40 плотников, 60 столяров и 100 чернорабочих. Но и эта попытка не увенчалась успехом, главным образом, потому, что нанятые рабочие по дальности расстояния подходили медленно.
Тогда строительный комитет на основании договора приступил к самостоятельной вербовке рабочих по вольным ценам за счет подрядчика. На запрос комитета городские полицейские управления „больших" городов Крыма-Севастополя, Симферополя, Керчи и Феодосии-ответили, что если и есть строительные рабочие подходящей квалификации, то они заняты. Находясь в таком затруднительном положении, комитет наконец прибег к содействию таврического губернатора. С большим трудом набрали (главным образом, в Севастополе) и направили в Ореанду 10 столяров, 10 штукатуров, 20 каменщиков, 60 каменотесов и 20 чернорабочих по двойным ценам сравнительно с ценами подрядчика, а именно: от 20 руб. серебром в месяц для чернорабочих до 32 руб. для квалифицированных рабочих (у Полуектова получали от И р. 50 к. до 15 руб.). Из присланных рабочих бывший тогда строителем Гунт признал 60 человек каменотесов не подходящими, так как они „ремесла своего не знают" и перевел их на положение чернорабочих. Конечно, из приведенных фактов нельзя делать вывода, что строитель* ных рабочих вообще было мало при Николае I. При нем главное строительство производилось в столицах, в которых и около которых и была сосредоточена квалифицированная рабочая сила. Перебросить ее с далекого севера на юг (из Петербурга в Ялту) при отсутствии железных дорог не представлялось экономически возможным. На юге же России
и в том числе в Крыму в царствование Николая I не было и намека на развитие промышленности; юг России представлял из себя чисто сельскохозяйственную страну со слабым развитием городов.
Недостаток рабочей силы заставлял администрацию Ореандского строительства и подрядчика принимать меры к насильственному удержанию рабочих в Ореанде. Из архивных данных приведу два характерных факта. Динабургский мещанин Зиновий Карпов-по профессии мраморщик-подал жалобу исправнику на действия подрядчика, который, встретив Карпова в Кореизе (а Карпов отпросился у него в Ялту на почту) и заподозрев его в намерении бежать, приказал сотскому и десятскому связать несчастного мраморщика и отправить в Ореанду, где его избили приказчики Полуектова. „У меня",-заявляет Карпов,-и мысли этой (бежать) никогда не было". Дело кончилось миром (по предложению начальства). Другой случай^ Когда отпущенные подрядчиком на пасхальные праздники в Севастополь Иван Климов с шестью работниками по окончании праздников не вернулись в Ореанду, Полуектов потребовал от севастопольской городской полиции розыска артели Климова и высылки ее в Ореанду „для отвращения подобных примеров, могущих иметь дурное последствие". Кстати, артель Климова форменным обра зом сбежала с Ореандской постройки: ее и след простыл в Севастополе. Недурная иллюстрация к „свободному" труду рабочих при Николае I.
Может быть, вы хотите, читатель, узнать про культурное обслуживание рабочих-строителей в Ореанде? Нам думается, что начальство должно было об этом позаботиться. Действительно, в делах постройки Ореандского дворца не раз фигурирует... ялтинский питейный дом. Если проявите достаточную любознательность и просмотрите архивы ялтинского городского управления, то вы узнаете, что в Ялте был в это время питейный дом тайного советника Казначеева, и одновременно узнаете, что ялтинские городские учреж- , дения в конце 30-х годов ревизовал начальник губернии Казначеев. Недурная комбинация и недурное совместительство: губернатор и он же содержатель питейных домов Б Таврической губернии. Не потому ли, что кабак принадлежал губернатору, для прекращения дебошей со стороны пьяных строителей в Петров день на выручку „сидельца" явился с командой сам ялтинский городничий? Картина как будто знакомая-церковный праздник и пьяный разгул. Рабочим на этот раз сошло с рук и то обстоятельство, что они побили городничего: строительный комитет, ссылаясь на экстренность и важность производимых работ, потребовал освобождения арестованных рабочих. Характерно, что об иных развлечениях рабочих (если только пьянство можно назвать развлечением) нет ни малейшего упоминания в архивных материалах.
Остается еще сказать о подрядчике Полуектове, этом типичном эксплоататоре и крупном пауке. Не приходится, ко- нечно, его жалеть, но, оказывается, этот живоглот попал в пасть еще более крупных живоглотов-царских чиновников, отстаивавших интересы своего хозяина. Строительная комиссия рассудила не хуже, чем судьи в сказке о Шемякином суде: претензию купца Полуектова за ошибку в найме людей, негодных для работ, отнести к Друкову (губернаторскому чиновнику, производившему наем), претензию его же осносительно излишне сделанных работ сверх договора и относительно переделок отнести к архитекторам Штакен- шнейдеру, Гунту, Эшлиману и т. д. по принадлежности; если некоторые претензии подрядчика и признать справедливыми, то они покрываются его недочетами и невыполнением по контракту работ к 1-му ноября 1851 г. Полуектову оставалось только жаловаться в письме М. С. Воронцову, что на работах в Ореанде он потерял свое состояние. Работы в Ореанде действительно были закончены с большим запозданием, только к 10 августа 1852 г.
Уместно будет закончить статью о строителях Ореанд- ского дворца кратким описанием самого дворца. Главный корпус дворца имел размеры 15X19 саж., построен в итальянском стиле с 37 жилыми помещениями в 2-х этажах, не считая подвального этажа. Дворец имел много балконов и галлерей, несколько портиков (закрытая беседка), пергол (открытая беседка) с колоннами (круглые столбы) и пиляст-
рами (четырехугольные столбы). Перед южным фасадом дворца находилась терраса с лестницей; с восточной стороны прилегал ко дворцу виноградный садик с павильоном и тут же был фонтан с бассейном и чашей в стиле Бахчисарайского фонтана. Даже в подвальном этаже кроме комнат и кладовых был устроен грот с фонтаном; из подвального этажа подземный коридор длиною 30 саж. вел в кухню.
В Ореандском пейзаже играли немалую роль „ротонда" (см. выше) и чугунный крест, поставленный на скале еще 30 сент. 1837 г. по желанию и в присутствии Александры Федоровны (тоже одна из „барских затей"). В общем надо признать, что данный архитектурный памятник-дворец был лишен ограниченности и представлял сложный комплекс заимствований с установкой на „романтизм". Русский романтизм отражал в области искусства кризис крепостного хозяйства (кстати, наличие кризиса подтверждается и обстоятельствами постройки, изложенными выше). Царь-крепостник не смог „позабавиться и утешиться" в своем новом дворце, как раз и построенном для этой цели (так много было в нем разных „приятных выдумок"). Кризис крепостного хозяйства принял такие размеры, что очень быстро повел к катастрофе и государственной (Крымская кампания) и личной (скоропостижная смерть Николая I). Его жена Александра Федоровна оказалась не более счастливой-также не успела побывать в Ореандском дворце. После смерти Александры Федоровны (в I860 г.) Ореандский дворец достался второму сыну Николая I-Константину Николаевичу, при котором он и сгорел от невыясненной причины в 1882 году. С тех пор дворец лежит в развалинах.
Одновременно с дворцом и службами был закончен маленький домик в один этаж (длиной 6 сажен 8 вершков, шириною 7 саж. 8 верш.) в мавританском стиле, который в документах именуется „императорским". Строительный комитет о начале этой постройки торжественно доносил в Петербург: „Константин Николаевич, возвратясь из Новороссийска на пароходе „Владимир", посетил 18 мая 1850 года ореандское имение и положил первый камень сему зданию, воздвигаемому в память пребывания на этом месте императора Александра Г\ Об этом упоминаю для курьеза, так как первый приезд и нахождение Романовых на каком-нибудь месте не раз отмечалось постройками (часовня в Ялте у мола там, где „стоял" Николай I в 1837 г.). После пожара дворца в этом домике жил Константин Николаевич и тогда домик переименовали в „адмиральский" (Константин Николаевич был в чине адмирала). Домик стоит до настоящего времени.
Бывшая царская Ореанда скоро по-настоящему станет пролетарской. В пятилетний план государственного южнобережного объединения курортов („Южберкрым") включена постройка Ореандской санатории с использованием особен- ностей рельефа района. Один санаторный корпус будет сооружен в нижней Ореанде, другой в верхней, а со включением в данный комплекс Эрикликской и Тузлерской санаторий и с расширением последних явится возможность использовать для лечения туберкулеза разные высоты (до 700 метров). Вместо царских дворцов, памятников угнетения и бесправия
трудящихся, мы скоро увидим в Ореанде памятники освобожденного труда-пролетарские кузницы здоровья-санатории.
134 года назад, 8 августа 1881 года, из-за нелепой случайности в Ореанде сгорел дворец, который был первой царской резиденцией, построенной на Южном берегу Крыма. Впрочем, бесследно это грандиозное сооружение не исчезло — созданный из его остатков храм стоит и поныне.Первый царский на ЮБК
В 1825 году Александр I побывал в Ореанде. Это место так понравилось ему своей первозданной красотой и безлюдностью, что император решил приезжать сюда на отдых и возвести здесь дворец для своей жены Елизаветы Алексеевны. Но, простудившись, Александр I неожиданно скончался, и в мае 1826 года Ореанда стала императорским имением Николая I. Царская семья впервые посетила его в сентябре 1837 года. К тому времени здесь уже был парк, именуемый «Императорским садом», оранжереи и виноградник с винным подвалом. Во время этой поездки царь подарил Ореанду супруге Александре Фёдоровне. Венценосная семья остановилась у графа Воронцова в Алупке, но императрица часто ездила в Ореанду, планируя строительство дворца. В итоге дворец решено было возвести в стиле римских вилл, и в 1842 году строительство началось. Первой постройкой в дворцовом комплексе стала белокаменная полуротонда, увенчавшая один из утёсов Ореанды. Восемь семиметровых колонн, высеченных из керченского камня лучшего качества, украсили ротонду. Видная издалека, она сразу стала главной приметой царского имения. Для строительства самого дворца был использован в основном местный строительный материал: инкерманский и керченский камень, мисхорский и ореандский мрамор, некоторые колонны и камины (их, кстати, в огромном дворце было больше 20) высекли из крымского красного мрамора, так называемого крымского порфира. Главные парадные лестницы и камины в помещениях для императрицы сделали из белого каррарского мрамора. С дороги, расположенной над имением, этот первый на Южном берегу царский дворец казался волшебным замком — именно так его воспринимали современники.В 1852 году Николай I приехал в Нижнюю Ореанду принимать дворец. Это был его последний визит сюда, в 1855-м он умер. Александра Фёдоровна умерла в 1860-м, завещав имение своему второму сыну — великому князю Константину Николаевичу, который владел им более 30 лет. Он часто приезжал в Ореанду, называл её земным раем, а после выхода в отставку в 1881-м жил здесь почти постоянно. В ночь с 7 на 8 августа 1881 года пожар уничтожил прекрасный дворец. По одной из версий, огонь вспыхнул «из-за неосторожного обращения с папиросами детей дворовых служащих». В тот день был ураганный ветер, и пламя быстро охватило всё здание – уцелел только каменный остов. На восстановление дворца требовалась большая сумма, которой великий князь не располагал: «От Матушки я получил прекрасный дворец, его более нет, восстанавливать его я никогда не буду в состоянии. Пусть же из остатков его созиждется храм Божий».
Благородная простота
Из оставшихся после пожара камней великий князь решил построить в Ореанде храм Покрова Пресвятой Богородицы. Князь хорошо разбирался в архитектуре и задумал построить храм в грузинско-византийском стиле, который, по его мнению, более всего подходил к суровой, скалистой местности Ореанды. Первоначально храм предполагали возвести на живописной скале — он возвышался бы над всей Ореандой и был бы виден со всех сторон. Но от этой мысли пришлось отказаться: расположенный так высоко, храм оказался бы труднодоступным, к тому же рядом находились винный подвал и винокурня, и сооружать храм по соседству с такими заведениями было неприлично. Поэтому великий князь решил построить храм неподалеку от своего Адмиральского домика. Храм получился небольшим, крестообразной формы, с одним куполом. От него открывался чудесный вид на море.
Вокруг росли могучие вековые дубы, на самом большом из них сделали оригинальную колокольню. На этой своеобразной звоннице была устроена площадка из двух досок, к ней вела деревянная лестница с перилами. Колоколов было пять, самый большой весил 160 кг, самый маленький — 3 кг.
Торжественное освящение храма Покрова Пресвятой Богородицы состоялось в 1885 году. Храм отличался богатым убранством. Оконные рамы в барабане и большие кресты, украсившие наружные стены, были изготовлены из белого каррарского мрамора. Резной иконостас сделан из ореха, дуба, кипариса и можжевельника. Часть храма была расписана известными русскими художниками, часть украшена мозаичными образами, созданными известным итальянским мастером Антонио Сальвиати (некоторые из этих мозаик сохранились до наших дней). Главным же достоинством церкви, по мнению великого князя Константина Николаевича, была её «изящная и благородная простота […] согласие и благородство всех линий».
Фундамент храма. Апрель 1885 г. Фотография Ф.П. Орлова
Сооружение стен храма. Апрель 1885 г. Фотография Ф.П. Орлова
Возведение арок и сводов храма. Июнь 1885 г. Фотография Ф.П. Орлова
Воздвижение креста на купол храма. 19 августа 1885 г. Фотография Ф.П. Орлова
Покровский храм в Ореанде. 1886 г.
После революции храм пережил немало трудных дней, он пострадал от
Ореанда – поселок городского типа Южного Берега Крыма, находящийся в пяти километрах от Ялты на побережье Черного моря. Курорт Ореанда в Крыму входит в конгломерат Большой Ялты. Первое упоминание об Ореанде относят к 1360 году. Название Ореанда в переводе с греческого означает «скалистая». Верхняя Ореанда возвышается над Севастопольским шоссе Т 2709 (верхнее шоссе). Основная часть курорта Ореанда расположена на самом побережье Черного моря и называется Нижняя Ореанда. Из Ливадии на курорт Ореанда можно добраться и по автотрассе Ялта-Алупка (нижнее шоссе).
Отвесные стены скалы Мачтовой и Крестовый утес придают курорту Ореанда немного суровой стати. Нагромождение скал в сочетании с густой зеленью парка «Нижняя Ореанда», который является памятником садово-паркового искусства и занимает 42 га, привлекает в Ореанду все большее число туристов за романтическим отдыхом на Южном Берегу Крыма.
Уникальный природный ландшафт и созданная человеком красота в виде корпусов санатория «Нижняя Ореанда» и пансионата «Глициния», расположенном на месте возведения госдач СССР с 1956 по 1989 год, завораживает всех гостей курорта Ореанда. Воздух в Ореанде напоен ароматом можжевельника, шалфея и хвои. Ореанда – это самое живописное место Большой Ялты между Гаспрой (мысом Ай-Тодор) и Ливадией, сохранившее редкую тишину на Черноморском побережье. Из Ливадийского парка через Ореанду в Гаспру можно попасть даже пешком по относительно ровной над уровнем моря «Солнечной тропе », которая используется для лечебной ходьбы. В 1861 году Солнечная тропа связала две принадлежащих императорской семье Романовых резиденции, поэтому получила еще одно название «Царская». «Солнечная тропа» проходит мимо белоснежных колонн беседки-ротонды (1843 год), откуда открывается панорама курорта Ореанда из амфитеатра Крымских гор и бесконечной бирюзовой дали Черного моря. Царская ротонда в Ореанде — это каменная дуга из восьми дорических восьмиметровых колонн. В Ореанде есть еще одна тропа – Курчатовская, которая начинается у ротонды и идет вверх по склону Ай-Никола. Расколотая на две серые глыбы скала Мачтовая у морского побережья уникальна гротом, где археологи обнаружили стоянку первобытных людей.
История усадьбы Ореанда.
История Ореанды тесно связана с имперским прошлым России и династией Романовых. В начале 19 века земли Ореанды приобретались для императора Александра I (1825 год). Царь Николай I подарил усадьбу Ореанда своей жене Александре Федоровне. Роскошный парк в Ореанде начал формироваться еще в 30 годы 19 века под руководством В. Росса в стиле английского сада.
Среди ландшафта Ореанды выделяется отвесная природная достопримечательность — каменная громада Урьянда. В 1837 году во время первого посещения своего имения Ореанда на 176 метровой вершине скалы русская императрица Александра Федоровна Романова повелела установить деревянный крест, позднее замененный чугунным. С тех пор эта скала носит название Крестовой. Царская чета в 1843 году распорядилась построить в Ореанде свой дворец. Именно Ореанда стала обладателем первого царского дворца на Южном берегу Крыма, который возвели к 1852 году в стиле римских вилл. Имение Ореанда унаследовал Великий князь Константин Николаевич Романов, владевший им более 30 лет. Во время пожара 8 августа 1881 года дворец сгорел. После пожара князь переселился в Адмиральский домик. Во время проживания в Ореанде Великий князь Константин Николаевич поручил архитектору А.А. Авдееву разработать проект грузино-византийского храма. Храм Покрова Пресвятой Богородицы был построен к 1886 году и сегодня является украшением курорта Ореанда. В 2002 году была установлена новая звонница. Только лишь в конце 1948 года на руинах сгоревшего дворца семьи Николая I в парковой зоне было начато строительство главного корпуса санатория «Нижняя Ореанда» по проекту архитектора М.Я. Гинзбурга. От имперской усадьбы Ореанда из 50 построек не осталось ничего кроме Адмиральского домика, Храма Покрова Пресвятой Богородицы и ротонды из белых колонн на Солнечной тропе. Покровский Храм у Адмиральского домика уникален открытой наружной галереей с тонкими колоннами и внутренними фресками собора.
Санатории Ореанды.
Курорт Ореанда в Крыму располагает двумя лучшими объектами размещения отдыхающих: санаторий «Нижняя Ореанда» и пансионат «Глициния» у береговой линии. Пансионат «Ветеран» работает в Ореанде с 1950 года. Санаторий «Нижняя Ореанда» — это круглогодичная здравница общетерапевтического профиля. Три корпуса лечебницы белыми островками выступают у подножия возвышенностей Ай-Никола и скалы Белоголовая. В парке Нижней Ореанды произрастает более 100 видов растений, ливийский кедр, бамбуковая роща и 300 летний платан в центральной части сада. Парк санатория украшает источник и бювет с минеральной водой.
Санаторий «Нижняя Ореанда» — это архитектурное украшение современного курорта Ореанда. По нижней дороге можно добраться до оборудованного «Золотого пляжа» — лучшего 400 метрового естественного пляжа из отшлифованной морем мелкой гальки у курорта Ореанда.
Достопримечательностью Ореанды является «Храм у дороги ». Храм Святого Архистратига Михаила в Верхней Ореанде (Храм у дороги) построен в 2006 году рядом с автострадой «Ялта-Севастополь» у подножия горы Ай-Никола по проекту ялтинского архитектора В. Бондаренко. Пение церковного мужского хора впечатляет благодаря природной акустике. Переливы храмовой звонницы в отголосках гор и сама дорога приводят путешественников к стенам красивой церкви в Верхней Ореанде. Храм Святого Архистратига Михаила на крутых склонах горы Ай-Никола – это пятиглавое сооружение с золочеными полукруглыми куполами. Дополнением ландшафта у храма стала круглая белоснежная беседка, украшенная позолоченным куполом со статуей Архангела Михаила.
В окрестностях Ореанды снимали советские приключенческие фильмы «Остров сокровищ», «Доктор Айболит » (1938 год), «Морской охотник», «Дети капитана Гранта». В Ореанде разбито 20 гектаров виноградников. Винный цех объединения Массандра производит в поселке вино херес «Ореанда».
Отдых на курорте Ореанда в Крыму подарит Вам чистоту Черного моря, свежесть морского бриза, заряд бодрости и здоровья, тишину парка, а также надолго запомнится впечатлениями от неповторимого очарования горных пейзажей и уникальных памятников архитектуры.
